Держава богов - [2]

Но однажды Вихрь сотворил нечто, не изведавшее смерти. Это создание примечательным образом походило на сам Вихрь – необузданное, клубящееся, вечное и непрерывно изменчивое. Тем не менее новое создание было достаточно упорядоченным для того, чтобы мыслить, чувствовать и сосредотачиваться на своем выживании. Последнее и привело к тому, что создание первым делом постаралось убраться как можно дальше от Вихря.

Однако там перед новой сущностью встал ужасающий выбор, поскольку вдали от Вихря во вселенной не было вообще ничего. Ни людей, ни пространств, ни места, ни измерений, ни тьмы. Ничто не существовало!

Подобного не мог выдержать даже бог. И тогда Нахадот – так мы будем его называть, потому что это красивое имя; и еще мы будем для удобства считать его мужчиной, хотя это сразу лишает его завершенности и полноты, – так вот, Нахадот без промедления взялся творить сущее. Как? А он просто сошел с ума и сам себя растерзал.

И это сработало просто замечательно. Отныне Нахадота окружала бесформенная безграничность изначальной материи, существовавшей отдельно от него. Постепенно она начала обретать структуру и цель, просто как побочный эффект наличия массы, но лишь малая часть этого процесса могла идти сама по себе. Подобно Вихрю, первоматерия клубилась, выла и грохотала, но в отличие от Вихря она никоим образом не была живой.

Однако это была самая ранняя форма вселенной и окутывающего ее царства богов. Если вдуматься, это было превеликое чудо, чего Нахадот, скорее всего, не замечал, потому что был бормочущим всякую чушь безумцем. Поэтому оставим его и вернемся к Вихрю.

Я склонен считать, что Он разумен. Я думаю, со временем Вихрь заметил горе и одиночество Своего порождения. И тогда Он изверг еще одну сущность, наделенную разумом и также сумевшую покинуть породивший Его хаос. Этот второй – а вот он-то уж изначально и навеки был токмо и единственно мужчиной – назвал себя Блистательным Итемпасом, ибо он тогда уже был заносчивым и высокомерным паршивцем. А поскольку Итемпас еще и порядочный недоумок, он тут же напал на Нахадота, который… Короче, Наха в те времена вряд ли был хорошим собеседником. Да какое там, они вообще говорить не умели, ведь происходило это до того, как была изобретена речь.

Так вот, они схватились и стали драться. И длительность их битвы просто посрамляет самые громадные цифры, доступные пониманию человечества. Наконец кто-то первым устал от бесконечного сражения и предложил перемирие. Каждый из них теперь утверждает, что сделал это именно он, и не мне судить, кто говорит правду.

Но, прекратив бой, чем-то они должны были заниматься? Тем более что, кроме них, других живых существ во вселенной не наблюдалось. И они стали любовниками. Нам важнее всего то, что по ходу дела – сперва война, потом любовь, которая от войны не слишком-то отличалась, – они очень мощно воздействовали на бесформенное скопище вещества, порожденного Нахадотом. Вселенная сделалась куда упорядоченней и целесообразней. И все было хорошо еще одно Очень Долгое Время.

А потом появилась Третья – женское существо по имени Энефа, и следовало ожидать, что вот теперь-то воцарятся спокойствие и порядок, ведь, куда ни глянь, три гораздо основательней и устойчивей двух. И в течение некоторого времени так оно и было. Теперь сущее могло по праву называться вселенной, а Трое стали семьей, потому что в характере Энефы было придавать значимость всему, к чему она прикасалась.

И я был первым из превеликого множества их детей.

Итак, была вселенная, а в ней – отец, мать и еще Наха и несколько сот детей. А также, полагаю, наш, так сказать, дедушка, прародитель Вихрь, если можно считать Его таковым, имея в виду, что Он всех нас уничтожит, если мы не остережемся. Еще появились смертные, созданные Энефой. Думаю, они были у нее чем-то вроде домашних любимцев: как члены семьи, но не совсем. Их балуют, строго воспитывают, любят и оберегают от неприятностей, держа в самой удобной клетке, на необременительном поводке. Мы их убивали, только когда другого выхода не было.

Ну так вот… Со временем все пошло наперекосяк, но к тому моменту, когда все это началось, кое-что удалось исправить. Моя мать умерла, но ей стало лучше. Нас с отцом заточили в неволю, но мы отвоевали свободу. Мой другой отец так и остался убийцей и вероломным поганцем, и этого ничто и никогда не изменит, какое бы наказание он ни понес… В общем, Трое никогда больше не смогут вновь стать едины; хотя все они живы и даже большей частью пребывают в здравом уме. То есть в нашей семье возникла больная, незаживающая пустота. Мы бы ее, пожалуй, не выдержали, да только уже приходилось выдерживать нечто и похуже.

Вот тогда-то моя мать и решила взять дело в свои руки.

Однажды я последовал за Йейнэ, когда она решила отправиться в смертный мир, облачилась в плоть и появилась в заплесневелой гостиничной комнате, снятой Итемпасом. Они переговорили, обменявшись глупостями и предупреждениями, в то время как я бестелесно таился в нише тишины и шпионил за ними. Хотя Йейнэ могла и заметить меня – с ней мои штучки редко проходили. Но если и заметила, ей было все равно. Хотел бы я знать, что это означало.