Деревянные четки - [11]

– Быстрее! Идем же!

Она подбежала к дверям, находящимся в конце коридора, и повернула торчащий в замочной скважине ключ. Мы очутились в узком темном коридорчике без единого окна. Луция в темноте нащупала вторую дверь и потянула за ручку…

Я вскрикнула от восторга. Перед нами раскинулась голубая даль, в которой было так много простора, воздуха, солнца и которая снизу была вся заполнена макушками деревьев. Мы стояли на маленьком балкончике, примостившемся между двумя выступами стены и прикрытом сверху выдающейся частью крыши, словно козырьком.

Я с удивлением осматривалась по сторонам, а Луция, сияющая от радости, поясняла:

– Смотри, здесь можно поставить стул и отдыхать. И это будет намного приятнее, чем торчать под каким-нибудь кустом или болтаться по пастбищу. Здесь такой чистый воздух и такой чудесный пейзаж!

Окрыленная своим открытием, Луция устроилась на балконе по-хозяйски. Окруженная листами бумаги и номерами «Радуги», она рисовала, писала стихи, тщательно укрывая их от моего любопытного взгляда, или просто тихо сидела, заложив руки за голову и рассматривая плывущие по небу бесконечной чередой облака.

Удовольствия, испытываемые Луцией на этом балконе, были для меня совершенно непонятны. Я всё же предпочитала целыми днями копаться в песке на берегу реки. В мокрых сандалиях, с лицом, красным от солнца и ветра, я приходила в дом только для того, чтобы поесть, и всё, что ставилось на стол, проглатывала с волчьим аппетитом. С реки я неизменно возвращалась с полными карманами блестящих камешков или сочной рябины, и, покрутившись на балконе, совершенно не понимая, как это может Луция проводить целые дни в такой теснотище, вновь убегала к реке, чтобы бродить там по прибрежным кустам, шлепать босыми ногами по воде и с наслаждением глотать свежий, ароматный воздух, прилетающий с полей.

Так прошло несколько дней. И вот однажды, вернувшись с реки, я застала Луцию на лестнице, перевесившуюся грудью через перила. Увидев меня, она поспешно сбежала по ступенькам ко мне навстречу.

– Слушай! Кто-то запер балкончик и унес с собой ключ!

– Да?

– А вот иди посмотри сама!

Напрасно дергали мы за ручку. Дверь не поддавалась. Ключа, который обычно торчал из замочной скважины, не было видно. Он куда-то исчез.

– Я знаю: это сделала горничная! Да, да, наверно, она, – утешала я огорченную Луцию. – Вчера она подметала большой коридор, а попутно заглянула и в маленький. Тебя как раз в этот момент не было наверху… Давай попросим панну Янину, чтобы она приказала Рузе открыть дверь. А? Я сама ее попрошу, – снисходительно добавила я, чувствуя свое несомненное преимущество перед сестрой в отношениях с нашей опекуншей.

И Луция вздохнула облегченно, согласившись со мной.

Бесконечно долго тянулись скучные серые дни, пока мы ожидали возвращения во дворец панны Янины, которая с детьми баронессы гостила у соседей. Наконец в один из вечеров на дворе послышался шум подъезжающей коляски и почти следом за ним – голос нашей опекунши, доносившийся из коридора.

Мы обрадовались.

А на другой день с Луцией произошла катастрофа – первая из многих, которым суждено было повторяться затем всё чаще и чаще. Случилось это во время нашей очередной прогулки в лес.

…Вернувшись с прогулки, я немедленно направилась в комнату панны Янины и, не дожидаясь в ответ на свой стук традиционного «войдите», стремительно распахнула дверь.

Укоризненный, холодный взгляд панны Янины невольно задержал меня на пороге. Одетая в красивое лиловое платье, наша опекунша уютно сидела в кресле с раскрытой книгой на коленях.

– Что случилось?

– Да… проше пани… – тихо пролепетала я, сразу потеряв всю свою отвагу. – Да… Луция… сегодня после полудня… во время прогулки… потеряла сознание…

Панна Янина молча, равнодушно смотрела на меня. Набравшись смелости, я продолжала дальше:

– Когда мы вошли в лес, Луция вдруг страшно побелела и упала. А потом, когда она открыла глаза, я помогла ей встать.

– Что ж, обыкновенный солнечный удар.

Я взглянула в окно, за которым тревожно шумели деревья, раскачиваемые ветром, и неяркое солнце едва пробивалось своими робкими лучами сквозь густую, почти сплошную пелену туч.

– Ох, нет, проше пани! – возразила я. – Во время прогулки было холодно. Мы даже озябли немного.

Панна Янина слегка покраснела и сделала короткий жест рукой.

– Это могло произойти и от желудка, если Луция объелась во время обеда.

– Да она же никогда не объедается! Никогда! – горячо запротестовала я. – Наоборот, всегда оставляет добрую половину обеда в тарелках, и я доедаю за нее, потому что у меня есть аппетит, а у нее – нет.

Зашелестело лиловое платье: панна Янина поднялась с кресла.

– Понятно, – сказала она, и в ее голосе почувствовалось нетерпение. – Иди теперь к себе да передай Луции, чтобы она поменьше гримасничала во время обеда. А мы подумаем, как поправить ее здоровье, – несколько более приветливо добавила панна Янина.

Смущенная, я вышла из комнаты. Наша опекунша последовала за мною. Мы были уже в коридоре, когда увидели, что сверху спускается Луция. Завидев меня вместе с опекуншей, она приостановилась на ступеньке. И тут я вспомнила.