Деревянное яблоко свободы - [45]

Василий Грязнов лежит по-прежнему на диване, читает что-то смешное и хохочет в голос.

Ткача Якова нашла Вера Шатилова. Яков, хотя и неграмотный, хотя только что из деревни, оказался мужичком сообразительным. Он сразу все понял: и насчет тяжелых условий труда, и насчет равенства и неравенства. Слушал, головой кивал, соглашался. И согласился даже помочь организовать кружок среди знакомых рабочих.

– Только где собираться-то будем? Нешто у вас?

– Да нет, у нас не очень удобно.

– А у нас и подавно. В рабочих казармах нельзя, там у хозяина глаза и уши всегда найдутся. А вот думка у меня одна есть, да сумлеваюсь больно.

– А вы не сомневайтесь, вы говорите.

– Да вот домик я тут один присмотрел. Домик, хотя и захудалый, но все ж, если б его заиметь, ну, допустим, на мое имя, так можно было б там сходки эти собирать, книжки читать всякие.

Вера видела, что хитрит этот Яков. Да и как было не видеть, когда на лице у того написано, что плут. И все же заглушила в себе эти сомнения. Вместе с Шатиловой обсудили предложение, собрали у разных людей немалую сумму и сунули Якову.

Яков поселился в новом доме, семью из деревни вывез.

Когда обе Веры явились к нему, он сидел на завалинке, «козью ножку» крутил. Гостьи с ним поздоровались, он посмотрел на них, как будто первый раз видел. Не встал даже. Но ответил приветливо:

– Здравствуйте, барышни.

Веры переглянулись, но хамства еще не отметили. Что ж с того, что он не встает перед ними? Светским манерам не обучен. Да и устал на работе, намаялся, не то что они, физическим трудом себя не обременяющие.

– Ну, как вам в новом доме? – спросила Вера Фигнер.

– А чего? Дом как дом. С клопами. – Он раскурил наконец свою «козью ножку» и выплюнул перед собой клуб сизого дыма.

– Ну что ж, – сказала Вера. – В воскресенье приводите ваших товарищей, поговорим.

– Книжки почитаем, – добавила Шатилова.

– Каки таки книжки? – Яков смотрел на них с любопытством.

– Интересные, – почувствовав подвох, смешалась Шатилова.

Во двор вышла жена Якова, толстая баба с ребенком.

– Чего сидишь-то! – закричала она визгливым голосом. – Дрова-то не колоты. Что ж я, цельные бревна в печку пихать буду?

– Погоди ты со своими дровами, – отмахнулся Яков. – Тут вот барышни пришли, говорить хочут. Книжки хочут читать.

– Каки ишо книжки? – опять прокричала баба.

– Вот я и пытаю, каки. А они говорят, интересные. А что ж в их может быть интересного? Ну что? – он поднялся на ноги, бросил недокуренную самокрутку, раздавил сапогом с остервенением, как клопа. – Вот так-то, барышни. Мы ваших книжек отродясь не читывали и, слава тебе господи, – перекрестился, – до сей поры живы. Авось и ишо проживем немножко.

– Яков, – сказала Вера Шатилова, – как вам не стыдно? Ведь у вас должна быть рабочая совесть.

– Ну и что? – спросил Яков.

– Да как же «что»? – волновалась Шатилова. – Ведь этот дом куплен на наши деньги.

– Вот что, барышни, – с угрозой сказал Яков. – Ступайте-ка вы отсюдова, покуда я околоточного не позвал.

– Подлец! – с ненавистью бросила Фигнер.

– Эх, барышня, – необидчиво усмехнулся Яков. – Грамотная, ученые слова говорите, а жить не умеете.

Баба с ребенком, слушавшая весь разговор, вдруг выбежала за калитку и завизжала:

– Ну, чего пристали! Сказано вам: ступайте. Женатый он, с ребенком! У-у, шалавы! – завизжала она на всю улицу.

Из соседних дворов высунулись любопытные. Вдалеке показалась величественная фигура околоточного.

– Идем, идем. – Шатилова схватила Фигнер за рукав. – Ну их к черту.

Они свернули в ближайший проулок и там уже кинулись бежать со всех ног. Не от околоточного. От стыда друг перед другом.

Глава 3

Лето 1876 года. Ярославль. Серый каменный дом, дверь с медной табличкой: «Доктор медицины Никита Саввич Пирожков». Доктор Пирожков встретил Веру на пороге своей квартиры. Доктор был маленького роста, широкоплечий и бритоголовый.

– Стало быть, вас рекомендовала Ширмер? – сказал он, разглядывая Верины бумаги. – Это почти хорошо, даже почти прекрасно. А вы эту Ширмер откуда знаете?

– Я училась вместе с ней в Цюрихе. – Вера была несколько озадачена таким приемом.

– Вы учились вместе с ней в Цюрихе? Это почти меняет дело. Это почти замечательно! Это было бы замечательно без «почти», если бы я имел хоть малейшее представление о том, кто такая эта самая Ширмер.

– Как же так? – совсем растерялась Вера. – Она говорила…

– Она могла говорить что угодно. Варвара! – рявкнул он вдруг командирским голосом.

В прихожей появилась молодая женщина, по-видимому, жена Пирожкова.

– Варвара, – грозно сказал Пирожков, – напрягись и подумай, известна ли тебе фамилия Ширмер?

– Известна, – сказала Варвара. – Ширмер – это моя девичья фамилия.

– Это почти превосходно! – радостно воскликнул доктор. – Теперь многое становится почти ясным. Неясно только одно: как ты сумела, будучи моей женой и живя почти безвыездно в этом почти медвежьем углу, одновременно учиться в Цюрихе?

– Никита, – снисходительно сказала госпожа Пирожкова, – не надо дурить. Ты хорошо знаешь, что в Цюрихе училась моя племянница Настя, дочь моего брата Петра.

– Твоя племянница – почти моя племянница, – пробормотал Пирожков, разглядывая другие Верины документы. – Значит, вы учились в Цюрихе, а затем в Берне и закончили почти четырехгодичный курс?