Дерево растёт в Бруклине - [147]

Фрэнси показывала девушкам в комнате отдыха фотографии.

– Это Энни Лори, моя сестричка. Ей только полтора года, а уже бегает вовсю. А слышали бы вы, как она болтает!

– Какая славная!

– А это мой брат, Корнелиус. Он будет доктором.

– Какой славный!

– А это моя мама.

– Какая славная! И выглядит очень молодо.

– А это я на крыше.

– Какая славная крыша!

– Это я славная! – шутливо возмутилась Фрэнси. – Все мы славные, – рассмеялись девушки. – А начальница какая славная – старая корова. Хоть бы сдохла уже.

И девушки снова засмеялись. Они все смеялись и смеялись.

– Над чем вы смеетесь? – спросила Фрэнси.

– Ни над чем, – еще громче засмеялись они.

– Пусть лучше Фрэнси сходит. В прошлый раз, когда я попросил немецкой квашеной капусты, хозяин выставил меня из магазина, – пожаловался Нили.

– Теперь надо говорить «капуста по-французски», дурень, – сказала Фрэнси.

– Не обзывайся, – рассеянно пожурила Кэти.

– Вы знаете, что Гамбург-авеню переименовали в Вильсон-авеню? – спросила Фрэнси.

– Не понимаю, что заставляет людей делать подобные глупости, – вздохнула Кэти.

– Ты ведь не расскажешь маме? – с надеждой спросил Нили.

– Нет. Но тебе еще рано ходить с такой девушкой. Говорят, она дикая, – ответила Фрэнси.

– А кому нужна дрессированная девушка?

– Я бы не стала вмешиваться, но ты ничего не смыслишь в этих делах – ну я про секс.

– Да смыслю уж побольше твоего как-нибудь.

Он положил руку на бедро и пропищал тоненьким голоском:

– Ой, мама, от поцелуев у меня родится ребенок? Ой, мама, родится, да?

– Нили! Ты подслушивал!

– Еще бы! Стоял рядом в коридоре и слышал каждое слово.

– Как это низко…

– Между прочим, я много раз замечал, как ты притворяешься, что спишь, а сама слушаешь, о чем говорят мама, Эви и Сисси.

– Это другое дело. Должна же я быть в курсе, что у нас происходит.

– Фрэнси, Фрэнси! Семь часов. Пора вставать!

– Зачем?

– Ты должна быть на работе в восемь тридцать.

– Мама, скажи мне что-нибудь новое.

– Тебе сегодня шестнадцать лет.

– Скажи мне что-нибудь новое. Мне шестнадцать лет уже два года как.

– Значит, будет шестнадцать еще год.

– Похоже, мне всю жизнь будет шестнадцать.

– Я этому не удивлюсь.

– Я не шпионю, – сказала Кэти с негодованием. – Просто мне нужен был никель для газовщика, и я подумала, ты не станешь возражать. Ты же много раз залезала в мою сумочку за мелочью.

– Это другое дело, – ответила Фрэнси.

Кэти держала в руке маленькую фиолетовую пачку, в ней лежали ароматизированные сигареты с золотым обрезом. Одной недоставало.

– Ну вот, теперь ты знаешь самое ужасное, – сказала Фрэнси. – Я выкурила сигарету Мило.

– А они приятно пахнут, – заметила Кэти.

– Переходи к делу, мама. Прочитай мне нотацию, и покончим с этим.

– Когда во Франции погибает столько солдат, мир не рухнет, если ты выкуришь сигарету.

– Ладно, мама, ты уже вдоволь позабавилась – как в прошлом году, когда не возражала против кружевных панталон. Теперь выброси сигареты.

– Ни за что! Я разложу их по ящикам шкафа. Мои ночные рубашки будут приятно пахнуть.

– Думаю, в этом году не стоит покупать рождественские подарки. Лучше купим жареного цыпленка и большой торт в булочной, и фунт хорошего кофе, и…

– Нам же хватает денег на еду, – возразила Фрэнси. – Зачем тратить на нее рождественские деньги.

– Я хочу отдать их сестрам Тинмор на Рождество. Больше никто не берет у них уроков музыки – люди говорят, они устарели. Они голодают, а ведь мисс Лиззи была к нам так добра.

– Ну хорошо, – без особого воодушевления согласилась Фрэнси.

– Вот еще! – Нили с досады пнул стол.

– Не волнуйся, Нили, – рассмеялась Фрэнси. – Ты свой подарок получишь. Я куплю тебе в этом году коричневые гетры.

– Да заткнись ты!

– Не ругайтесь, – рассеянно пожурила Кэти.

– Хочу с тобой посоветоваться, мама. На летних курсах я познакомилась с молодым человеком. Он обещал писать, но ни разу не написал. Как ты думаешь, не покажусь ли я ему настырной, если пошлю рождественскую открытку?

– Настырной? Глупости! Пошли, если хочется. Терпеть не могу все эти женские штучки, охи и вздохи. Жизнь слишком коротка. Если встретился мужчина, которого полюбила, не теряй времени зря, не жеманься и не страдай. Идешь прямо к нему и говоришь: «Я тебя люблю. Давай поженимся». Конечно, так поступать можно, – спохватилась Кэти, – если ты уже достаточно взрослая, чтобы разобраться в своих чувствах.

– Я пошлю ему открытку, – решила Фрэнси.

– Мама, мы с Нили решили, что лучше выпьем кофе вместо молочного пунша.

– Хорошо.

Кэти убрала бутылку бренди обратно в шкаф.

– Только свари кофе покрепче, налей в чашку до половины, остальное долей горячим молоком, и мы встретим 1918 год французским «кафе о лэ», кофе с молоком.

– Сильвупле, пожалуйста, – вставил Нили.

– Да, то есть ви-ви-ви, – ответила мама. – Я тоже кое-что знаю по-французски.

Кэти держала в одной руке кофейник с горячим кофе, в другой – ковшик с горячим молоком и наливала одновременно кофе и молоко в чашки.

– Помню, у нас в доме не всегда было молоко. Тогда папа клал в чашку сливочное масло – если оно было. Говорил, что масло делают из сливок, поэтому оно вполне годится для кофе, – сказала мама.

Папа!..

52

Однажды весной, когда Фрэнси уже исполнилось шестнадцать лет, в солнечный день, в пять часов она вышла с работы и увидела Аниту, девушку, которая сидела за соседним аппаратом в том же ряду. Она стояла возле входа в Коммуникационную компанию с двумя солдатами. Один, коренастый коротышка, по-хозяйски держал Аниту за руку. Другой, высокий и неуклюжий, смущенно переминался с ноги на ногу. Анита отошла от них и отвела Фрэнси в сторонку.