Дерево Джошуа. Группа ликвидации - [53]

— Нет, — шептала она. — Пожалуйста, не надо… Ты этого не сделаешь!

Ответом ей был выстрел.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Когда прозвучал выстрел, я, вырвавшись из объятий своих сторожей, бросился на землю. Помочь ей я ничем не мог. С такого расстояния он бы не промахнулся. И я понял, что буду следующей его мишенью. Я пополз к скамейке, надеясь найти там укрытие. Ни одна пуля не достигла меня. Через некоторое время я понял, что оказался в глупейшем положении; лежу совершенно один, не считая неподвижного тела в траве. Все остальные участники спектакля покинули сцену.

Не было ни ярких прощальных речей, ни угроз, ни обещаний, ни леденящих кровь ультиматумов — только короткая одиночная очередь из автомата и топот ног за деревьями. Я услышал, как вдали взревел мотор и отъехала машина. Я выпрямился и пошел к ней. Она, конечно, была мертва. Мне надо было сматываться отсюда, пока не прибыла полиция, привлеченная стрельбой, но я стоял и смотрел на нее. Это было не особенно-то приятное зрелище.

Не то что ее смерть резко изменила мое мнение относительно ее участия в событиях этого вечера. Я по-прежнему считал, что она предала меня. С ней же, в свою очередь, тоже сыграли двойную игру. Но теперь это уже не имело никакого значения. Сейчас имел значение лишь тот факт, что несколько минут назад я, посмеиваясь про себя, смотрел, как ее чихвостили и унижали, получая от этого удовольствие. Уж больно я был взбешен ее напыщенной болтовней об убийствах и моральной ответственности…

Стокгольмские полицейские расхаживают с саблями трехфутовой длины. На свое счастье, я вскоре увидел одну такую. Это мужественные ребята. Заслышав автоматную очередь во тьме, они готовы ринуться на звук выстрелов, вооруженные всего-то лишь метровым стальным клинком. Что ж, в мире полно отважных мужчин. Мой опыт показал мне, что трусы находятся в меньшинстве. В ряде случаев и я проявлял мужество. Хотел бы я оказаться не прав.

Когда мимо пробежал вооруженный саблей офицер, я выскользнул из своего укрытия и поспешил обратно в отель. К парку уже съехалось множество казенных автомобилей. Сирен не было слышно. Вместо воя сирен они, точно музыкальные ослики, издавали тонкий блеющий звук. Где-то я читал, что в этой стране сирены используются только во время воздушной тревоги. Неплохая идея, если подумать. У нас в Штатах, когда слышишь далекий вой сирены, никогда не знаешь, то ли это пожар на пустыре, то ли мальчишка дует в полиэтиленовый пакет, то ли межконтинентальная баллистическая ракета с водородной боеголовкой падает прямехонько на центральную площадь.

Я прошел к себе в номер, не встретив по пути никого, кто мог бы заметить мои порванные брюки или путающее выражение моего помятого лица — по крайней мере, мне оно представлялось мрачным и пугающим. Я не выпил по тому случаю. Я вообще никак не отпраздновал это событие. Я просто принял горячую ванну, проглотил две таблетки снотворного и отправился в кровать. Я был всего лишь отставником, которого вернули в строй и который оказался слишком стар для успешного применения. Если кому-то пришло бы в голову убить меня во сне, он мог бы сделать это без труда.

Спал я плохо, невзирая на снотворное. У меня перед глазами стояла худенькая растрепанная женщина с яркими волосами, казавшимися в сумерках светлыми: она протягивала руки к темной человеческой фигуре в роще, моля о пощаде. Потом пришел другой сон. На меня напали со всех сторон, сбили с ног и прижали к земле; я уже задыхался под тяжестью их тел… Я резко открыл глаза: комната была залита светом дня. Надо мной склонился какой-то мужчина. Он прижал свою руку к моим губам.

Мы молча смотрели друг на друга почти в упор: нас разделяло расстояние не больше фута. Это был довольно импозантный и даже красивый мужчина, с густыми аккуратно причесанными черными волосами, начинавшими седеть на висках. Еще я заметил небольшие черные усы. Когда я виделся с ним в последний раз, усов у него не было, не было и седины, а рука находилась в гипсовой повязке.

— Ты действуешь неаккуратно, Эрик, — прошептал он, убирая руку. — Крепко спишь. И тебя по-прежнему мучают ночные кошмары.

— Не понимаю, зачем они вообще дали мне ключ от этого номера, — сказал я, — если каждый кому не лень может спокойно входить и выходить. Закатай-ка левый рукав.

Он засмеялся.

— Ах, так мы еще и шутить намерены. Это же была правая, ты что, забыл? — он начал снимать пальто.

— Привет, Вэнс, — сказал я. — Не надо раздеваться, Я тебя узнал.

Я сел, стряхнул остатки сна, потом прошел в ванную и пустил горячую воду. Из чемодана я достал банку растворимого кофе и пластмассовую чашку. Я насыпал кофейный порошок в чашку и снова пошел в ванную налить воды. Вода была достаточно горячей. Я присел на кровать и стал пить кофе, не предлагая Вэнсу. Я же его не приглашал. Если его мучила жажда, он мог бы принести свой кофе или, по крайней мере, свою чашку.

— Только не кури, — попросил я, когда он достал пачку сигарет. — Я сам не курю, и горничная может поинтересоваться, отчего это все шторы провоняли дымом.

Он усмехнулся и закурил.

— Они решат, что это твоя подруга. Та, с неописуемыми волосами.