Деревенский дневник - [35]

Я думаю, специалисты могли бы все это уточнить, но одно для меня ясно — торговля должна быть торговлей, а не канцелярией.

* * *

В кремле, в митрополичьем саду, почти рядом с подножием одной из башен, недавно производились археологические раскопки. Из прямоугольных ям, довольно глубоких, стены которых показывают разрез коренного грунта, почвы и последующих напластований, — из этих наполненных до половины зеленоватой водой ям торчат перекрещивающиеся ряды черных, искривившихся, неокоренных дубовых свай. Существует предположение, что на месте, куда впоследствии вбили сваи, был скотный двор, еще более древний, чем это свайное основание довольно древней постройки. В последнем убеждает то, что в стенах ям явственно видны пласты слежавшегося навоза, что он встречается и в вынутой из ям земле. Так, во всяком случае, думают археологи.

Но Андрей Владимирович, с которым мы осматривали раскопки, неожиданно сказал о навозе, что это — не остатки скотного двора, а противофильтрационный материал, которым заполнено было пространство между сваями. Место здесь — рассуждает он — всегда было топкое, и чтобы обезопасить от проникновения почвенных вод то здание, которое возводилось на этом свайном фундаменте, строители забили навозом клетки, образованные сваями. Навоз. как противофильтрационный материал употреблялся с древнейших времен, употребляют его и сейчас в деревнях при постройке запруд и плотин.

Так специалист по гидротехнике очень верно, на мой взгляд, поправил археологов. В науке необходимо сочетать усилия людей различных специальностей, даже столь отдаленных, как гидротехника и археология.

* * *

Жарко, и мы решаем спать на сеновале.

Темно. Пахнет свежим сеном и навозом от коровы, стоящей под настилом, на котором устроен сеновал. От времени до времени корова шумно вздыхает, и не только грудью… В щели пробивается слабый свет месяца. С огорода тянет росистой ботвой огурцов, помидоров, сырой землей и травами. Дышится легко, покойно. Сон приходит внезапно.

На рассвете нас будит хрипловатая и довольно нелепая дудка пастуха, напоминающая звук испорченного автомобильного рожка.

Спускают корову. И опять тишина, крепкий сон.

Потом, часу в пятом, приходит бригадир будить Виктора. Слышны голоса, людей, идущих на покос, нечаянный звон косы…

Снова тишина.

Когда в десятом часу мы собираемся с Андреем Владимировичем в Райгород, село наполняется голосами людей, идущих с покоса.

* * *

Мы сидим с Андреем Владимировичем у Перфильева, директора машинно-мелиоративной станции, которая до недавнего времени именовалась лугомелиоративной. Разговор идет о сапропеле, о том, по какой цене оплачивать добычу, если влажность его при отпуске потребителю должна быть сорок процентов, но будут отпускать с более высокой влажностью, чтобы зря не занимать сапропелем отстойники.

Андрей Владимирович объясняет бухгалтеру, что пересчитать эту предполагаемую повышенную влажность к сорокапроцентной не составляет труда. Он рисует на бумаге формулу пересчета и при этом говорит: „Совсем простая формула“. — „Формула-то простая“, — почесывая затылок, произносит Перфильев, и создается впечатление, что он либо не понимает Андрея Владимировича, либо не согласен с ним. И тогда Андрей Владимирович, отвлекшись от бухгалтера, с недоумением смотрит на Перфильева и снова говорит: „Совсем же простая формула!“— „Формула-то простая, — повторяет Перфильев как бы в раздумье и неожиданно спрашивает: — А почему ребята с землесоса бегут?“ И выясняется, что не о пересчете думал он, но о другом.

Он рассказал, что после реорганизации лугомелиоративной станции в машинно-мелиоративную условия работы стали значительно хуже. Снижены, например, расценки трактористам и машинистам экскаваторов, и теперь они бегут в МТС. Снижены оклады и прибавка за выслугу лет руководящему составу и специалистам. Плохо снабжается станция необходимыми для работы материалами. Прежде, когда она называлась лугомелиоративной и входила в систему Министерства сельского хозяйства, ее снабжал Сельхозснаб, имеющий свои отделения на местах; теперь же, когда она стала называться машинно-мелиоративной и входит в систему Министерства водного хозяйства, снабженческие организации которого находятся в Москве и далеки от нужд периферийных станций, Сельхозснаб станцию не снабжает. Да и областным организациям до нее нет дела, руководители их отвечают на любую просьбу одним: „Вы подчиняетесь Москве“.

Я слушаю директора и не могу понять: зачем понадобилась реорганизация, если она губит живое, давно налаженное дело? И я вспоминаю, с каким недоверием, с какой неохотой отнесся в свое время Перфильев к этой, тогда еще предполагавшейся реорганизации. Грешный человек, я подозревал в нем тогда косность, привычку к определенным формам, с которыми ему не хотелось расстаться. Оказалось, что я ошибался, а он был прав. Он уже тогда предвидел все то, что сейчас мешает большому делу осушения и освоения заболоченных земель. А ведь без этого — без мелиорации — нельзя дальше развивать и совершенствовать сельское хозяйство в нечерноземных областях страны. И такая вот ММС ничуть не менее важна, чем МТС. В сущности, она ведь устраивает землю» которую обрабатывает и с которой собирает урожай МТС. Она создает основу для повышения плодородия земли. Так как же можно ею пренебрегать! Мы ведь не хищники, чтобы только брать с земли, мы должны улучшать ее и отлично устроенной передать потомкам.