Деревенский дневник - [12]

И еще нравится мне, что Николай Леонидович не очень-то любит городских помощников на полях колхоза. Как правило, возни с ними много, как и со всякими временными и неквалифицированными работниками, — устрой, накорми, покажи, что делать. А толку от этой помощи очень мало. Положительно, из Николая Леонидовича выработается настоящий председатель.

* * *

Утро стоит тихое, солнечное, обещает знойный день. Скворцы кружат над садами, поднимаются тесной стайкой, темной, имеющей округлые очертания. Скворцы поднимаются как-то наискосок, в сторону от сада, там перестраиваются так, что стая становится неожиданно большой, и стремглав падают на сад.

Наталья Кузьминична рассказывает, что когда ее меньшой сын был дома — теперь он в армии, — он убьет, бывало, ворону, повесит ее на шесте в саду, и ни один скворец не рискнет приблизиться к саду. Характерно, что в Ужболе нет скворечен.

А день действительно знойный, очень тихий и какой-то звенящий— и нагретый воздух звенит, и бесчисленные кузнечики, и жаворонок в небе… Беспрерывный звенящий звук, тесно связанный с разлитым в воздухе зноем, в то же время усиливает исключительную тишину глухого и жаркого июльского дня. На косогоре, где озимая рожь, стоят на жнивье суслоны сжатого хлеба. Эту рожь жали серпами, так как нужна солома для крыш. А рядом, на другом краю этого же поля, время от времени вываливая копну соломы, движется комбайн.

Наталья Кузьминична рассказывает, что озимая рожь, которую сейчас вот сжали — серпами и комбайнами, — раньше всегда пропадала. Неподалеку от этого поля с одной стороны расположен свинарник, а с другой — конюшня. За свиньями никто не смотрел, они постоянно голодали, бесились, выскакивали в окна и убегали в поле, причем забирались в сжатый хлеб и их долго не могли, бывало, найти. А с лошадьми было еще хуже: „заботливый“ заведующий конефермой, получающий, кроме трудодней, на которые почти ничего не приходилось, еще и заработную плату и всякие премии от министерства, был больше заинтересован в лошадях, нежели во всем колхозе, и взял себе за правило пускать их в озимую рожь. Можно сказать, что свиньи приканчивали то, что оставалось после лошадей. Теперь этому положен конец, — на свиноферме порядок, свиньи больше не бегают, а заведующему конефермой новый председатель категорически, под угрозой штрафа, запретил пускать лошадей в рожь.

Вечером, за чаем, Наталья Кузьминична, в который уже. раз, рассказывает, как тяжело работают женщины. При этом она вспоминает следующий случай. Одна женщина, во время сенокоса, полезла вечером в подполье набрать картошки, — она положила уже в печь дрова, поставила чугуны с водой, и ей осталось только достать картошку, чтобы утром, как только встанет, затопить йечь и приготовить завтрак к приходу мужа с покоса. А картошка еще была старая, вся проросшая, женщина стала ее перебирать. И не заметила, как уснула. Утром, когда затрубил пастух, женщина вскинулась — время выгонять корову — и никак не поймет, где же она находится.

Наталья Кузьминична вспоминает, что в единоличном хозяйстве работать было еще труднее. К примеру, сеяли очень много гороху, а он поспевает в самую жару, когда и других работ в поле много! А горошек надо было собрать не теряя и часу, иначе он не будет годиться в сушку; Так же быстро надо было вышелушить его, провялить, высушить в печи. Вся изба, бывало, полна горошку, печь раскалена, а на дворе и так жарко, все ходят в одном белье, обливаются потом, торопятся. Особенно мучительно было „щелкать“ горох. Работа эта сидячая, монотонная, а люди почти не спали, — тут и покос и прополка. Вот и сидят, вроде бы щелкают горох, да вдруг проснутся и увидят, что ничего еще не сделали, проспали… Поэтому чаще всего щелкали горох на улице, собирались „беседами“, один конец села — в одном месте, другой — в другом. Были определенные места, где из года в год собирались, например, на лужайке под окнами дома Натальи Кузьминичны. И еще рассказывает она про цикорий. Теперь его выпахивают плугом; если. при этом и обрежут корень, то это не беда. А в те времена поврежденный цикорий не принимали. Приходилось выкапывать его вилами, каждый корень в отдельности, а потом резали корни специальным станочком — вроде скамеечки с приделанным к ней куском косы — и сушили в риге, при этом задыхались от горькой цикорной пыли. Сейчас цикорный завод принимает сырой, прямо с поля, цикорий и вся обработка корней производится на заводе. Рассказывает Наталья Кузьминична и о том, как хранят лук: семена — только на' печке, а товар — в подполье. С некоторым осуждением и недоумением, как о чем-то из ряда вон выходящем, Наталья Кузьминична рассказывает, что за озером, как говорила ей одна тамошняя женщина, севок, который пойдет на продажу, хранят не на печи, а в холодном подполье. При таком хранении из этого севка получится очень плохой лук, люди, которые купят такой посадочный материал, таким образом будут обмануты. Рассказывая об этом, Наталья Кузьминична как бы даже не верит, что женщина из-за озера говорила правду: уж не подшутила ли она над ней!

Во всех этих рассказах угадывается древняя, очень древняя культура здешнего овощеводства с его выработанными в течение многих столетий приемами. Все это создал народ, создал в результате опыта, наблюдений, без помощи со стороны, и не где-нибудь в щедрых солнцем местах, не на тучных землях, а здесь, где и солнца не так много бывает, где земля большей частью заболоченная. Да и почвы здешние, я имею в виду старопахотные земли, созданы народом. И эта созданная народом земля, эти созданные им культуры овощей, эти выработанные многими поколениями агротехнические приемы, — все это, в сущности, поэма о русском земледелии и о русском земледельце. И еще одна мысль приходит в голову, когда думаешь об этом: он 50-все не был косным человеком, здешний крестьянин, не держался за привычное, не боялся нового, трудного, связанного с риском. Очень скоро поняв свою выгоду, он перестал сеять здесь рожь, занимая драгоценную землю исключительно овощами. Стоило ему узнать, что спросом пользуется какая-нибудь новая культура, и он сейчас же принимался сеять ее, — так, вслед за луком появились в здешних местах цикорий, горошек, мята, тмин.