Депутатский запрос - [7]
— Доконает тебя сидячая жизнь, — усмехнувшись, сказала она. — Хоть бы карета сломалась… Ну что?
Она поглядела ему прямо в глаза, пытаясь найти в них что-нибудь, что сказало бы ей о его досаде, волнении, растерянности, но он только пожал плечами, оставаясь невозмутимо спокойным, и как будто не понимал, о чем она спрашивает.
— Значит, уходишь… Сам пожелал или предложили?
— Какое это имеет значение, Лида? В частности, для тебя? Василия я еще понимаю, он правдолюбец, ради правды и за врага вступится, а тебе-то какая корысть?
«Наверно, поэтому на тебя и пишут, что не можешь не уязвить человека, обязательно заденешь в душе что-нибудь больное. К твоей бы умной голове да чуткое сердце» — так подумала она про себя, но говорить не стала: ему не раз говорено другими, и Петром и Василием, и он вроде бы понимал, соглашался, но понятия ему хватало ненадолго.
— Моя корысть, Федя, такая, как у всех людей: не мы для тебя, а ты для нас. По-моему, это твои слова, на первом собрании ты их сказал. Или забыл?
Их разделял капот машины. Князев сделал такое движение, будто хотел подойти к Лиде, но только перемялся с ноги на ногу, взглянул исподлобья и сказал, как обронил:
— Лозунги. В жизни всё не так.
Наверно, ему все-таки хотелось ее поддержки или хотя бы понимания, он подался к ней и поглядел прямо и открыто.
— Я устал от людской неблагодарности, Лида. От злобы, которая черт знает откуда берется. Чем больше для них делаешь, тем злее они становятся. И пишут, и пишут… Как только руки не отсохнут? Да что говорить, сама знаешь.
— Я-то знаю, Федя, — вздохнула она, и он не уловил в ее вздохе сострадания к нему. — Давно знаю. А ты… Больно скоро устал. Скажи, это Петя настоял, чтобы тебя сняли? Только — прямо, не юли.
— Надо ли… прямо?
— Надо.
— Он злопамятный, твой братец.
— Что же он тебе припомнил?
— Не будем, Лида. Это мужской разговор. Ты лучше вот что, скажи Василию, пусть не встревает. Утром я его видел, предупредил, но ты скажи еще раз: не его тут забота.
— Зря ты так… Василий худого тебе никогда не желал. А насчет заботы… Это еще как сказать, чьей тут заботы больше. Послушай меня, Федя, не бери еще один грех на душу. Я простила, люди не простят…
«Зачем же я так? — упрекнула она себя, глядя вслед медленно удалявшейся машине. — Подумает, что и я злопамятная. А, пускай… Если кто ему и должен, то не я. Нет за мной долга…»
В глазах защипало, и встало что-то в горле, стеснив дыхание, и она всхлипнула. «Вот еще, чего это я вдруг? Горе, что ли, какое?..» А ей было просто обидно. Обидно за человека, которого когда-то любила. Как просто отрекался он от всего, что ему уже не надо. От любви, от дела, от людей…
С почты Лидия Ивановна позвонила в райисполком Петру, но телефон не ответил, и она набрала квартиру. Невестка сказала, что Петя уехал в область и вернется к концу недели.
— Передай, что хочу его видеть. Пусть приедет в Бугрово. Ничего особенного, Аня, пустяки, семейное дело… Что? Он сказал, что поругались? А тебе это в новинку? Мало они ругались, потом обнимались — не забивай себе голову чем не следует…
На почте был «пенсионный» день — прислали пенсии, — Лидия Ивановна получила на всех бугровских стариков и старух, вернулась автобусом и до темноты разносила деньги и газеты. К ее приходу Василий был уже дома и прибирался во дворе.
4
— Поросенку дал, овцам положил. Корову подоишь, а я воды накачаю, — доложил Василий.
— Переоденусь — подою, — сказала Лида, проходя через двор к крыльцу. — Писем опять нет.
— Придут, если написаны. А не написаны — напишут. А не напишут — значит, писать нечего. Не переживай.
— Тебе все шуточки. Ох, Вася…
Двор у Глыбиных закрытый. Хлевы и сенник поставлены параллельно глухой стене избы; две калитки в тесовых заборах ведут на улицу и в огород; заборы и крыша сенника с козырьками, под ними поленницы желтых березовых дров, от которых во дворе светло и уютно, как в новой избе; у той калитки, что ведет на улицу, — колодец с двумя крышками, он как бы врезан в забор, воды можно зачерпнуть и со двора и с улицы: в Бугрове не принято прятать колодцы за заборы, мало ли прохожему захочется напиться или приезжему коня напоить — подходи к любому, ведро на крюке, колода перед срубом, так заведено издавна, даже в тех домах, где мужиков нет, правило соблюдается неукоснительно, старухи наймут плотника, но сделают, как должно быть. У Глыбина тоже и крюк есть, и ведро висит, но он им редко пользуется, у него в колодец опущен глубинный насос, нажмет электрокнопку — вода пойдет в бак на потолке, а с потолка по трубам в избу, в хлевы, в баню. По-научному эту систему называют локальными бытовыми удобствами, а в деревне проще — Васькиным водопроводом. По поводу названия Глыбин, как всегда, смеется:
— А что, и правильно. Патентов не выдают, наградных не сулят, пускай хоть в названии автора увековечат.
Глыбин бескорыстен. Голова у него сообразительная, и когда кто-нибудь из подражателей приходит посмотреть его систему, он надает кучу советов, причем с каждым разом его придумки мудрее и рациональнее. Нынче у деревенских трактористов в домах черт-те чего напридумано: и ванны, и теплые клозеты со смывом, и погрузчики картошки с огорода в подпол, и даже усадебные мини-самоходы, которые, правда, больше одного сезона не живут — но… живут же! — и во всей этой эпидемии по механизации домашности Глыбин выступает закоперщиком. Идеи из него сыплются, как горох из мешка. У него какой-то особенный глаз: поглядит на бросовую железину — и тут вам идея, куда и как ее приспособить. Петр Иванович Стремутка в бытность инженером в «Вязниковском» так аттестовал своего зятя: «Вас-Вас мыслит узлами, и я точно скажу, когда у него этот дар открылся, — когда в деревне появилась свалка». Трактористы, конечно, смеялись, но Стремутка в два счета доказал, что так мыслят конструкторы машин во всем мире. «Зачем придумывать колесо, когда оно давным-давно придумано? Или коробку передач. Бери готовые узлы и комбинируй. Не было в деревне свалки — изобретали велосипед, а теперь выбирай и маракуй…» А и правда, согласились мужики и стали донимать Глыбина вопросами: «Вас-Вас, подскажи — куда бы этот редуктор приспособить?» «Ты не находишь, Василий, что из этой штуковины, если дать привод, отличный получится измельчитель?»
Повесть рассказывает об участии школьников в трудовой жизни своего колхоза, об их борьбе за сохранение урожая.
В книгу известного русского советского публициста, лауреата Государственной премии РСФСР имени М. Горького вошли проблемные очерки о тружениках села Нечерноземной зоны РСФСР. Продолжая лучшие традиции советского деревенского очерка, автор создает яркие, запоминающиеся характеры людей труда, преобразующих родную землю. Книгу завершает послесловие критика Александра Карелина.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Современное человеческое общество полно несправедливости и страдания! Коррупция, бедность и агрессия – повсюду. Нам внушили, что ничего изменить невозможно, нужно сдаться и как-то выживать в рамках существующей системы. Тем не менее, справедливое общество без коррупции, террора, бедности и страдания возможно! Автор книги предлагает семь шагов, необходимых, по его мнению, для перехода к справедливому и комфортному общественному устройству. В основе этих методик лежит альтернативная финансовая система, способная удовлетворять практически все потребности государства, при полной отмене налогообложения населения.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В этой работе мы познакомим читателя с рядом поучительных приемов разведки в прошлом, особенно с современными приемами иностранных разведок и их троцкистско-бухаринской агентуры.Об автореЛеонид Михайлович Заковский (настоящее имя Генрих Эрнестович Штубис, латыш. Henriks Štubis, 1894 — 29 августа 1938) — деятель советских органов госбезопасности, комиссар государственной безопасности 1 ранга.В марте 1938 года был снят с поста начальника Московского управления НКВД и назначен начальником треста Камлесосплав.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Как в конце XX века мог рухнуть великий Советский Союз, до сих пор, спустя полтора десятка лет, не укладывается в головах ни ярых русофобов, ни патриотов. Но предчувствия, что стране грозит катастрофа, появились еще в 60–70-е годы. Уже тогда разгорались нешуточные баталии прежде всего в литературной среде – между многочисленными либералами, в основном евреями, и горсткой государственников. На гребне той борьбы были наши замечательные писатели, художники, ученые, артисты. Многих из них уже нет, но и сейчас в строю Михаил Лобанов, Юрий Бондарев, Михаил Алексеев, Василий Белов, Валентин Распутин, Сергей Семанов… В этом ряду поэт и публицист Станислав Куняев.