Депутатский запрос - [34]

Тревожил ее больше Петя. Может, потому, что был более упрям и своеволен, а может, просто оттого, что все время находился на ее глазах, работал в совхозе, а теперь вот в районе, а это не такая уж даль, чтобы видеться раз-два в году, как с Ваней. Она видела его и дома и на службе, слышала, что он говорит и что о нем говорят, знала о его успехах и неудачах, и, оценивая его жизнь, она, как могла, правила ее в то русло, какое ею было загадано ему. В этом постоянном сопоставлении реального с идеальным улавливала она одну черту его характера, которая, как казалось ей, с годами обозначалась все явственней: он мог поступиться честью ради минутного успеха или шумной славы. Даже не то что поступиться — поступаются тем, что осознают в себе, — а как бы считая, что в таком поступке ничего нет предосудительного, он естествен, и так делают все. Хотя в других — тут-то и была для нее загадка — это несоответствие он чувствовал довольно остро и осуждал.

Все это она и намеревалась сказать ему, но сбила его растерянность, и ей стало жалко его. «Что уж я так строго собралась судить? Разве я знаю, каково приходится ему? У почтальона своя мерка, у председателя — своя…» Эта мысль и вернула ее опять в тот вечер, когда пришел к ним растерянный Садовский с повесткой прокурора.

— Скажи мне, Петя, думаешь ли ты когда-нибудь о том, что твои бумаги и распоряжения приносят человеку? Не населению района, а человеку. Ну, например, Насте Мироновой, или Косте Иванову, или вот… Садовскому? Представляешь ли хоть на миг их лица, вопросы в глазах, как руки дрожат, как они пугаются казенных бумаг? Я потому у тебя спрашиваю, что я все это вижу. Каждый день вижу и переживаю. Может, я уж такая есть, ненормальная, ты не обижайся, но знать мне надо.

Он взял ее руку в свою, снял с плеча, повернулся к ней и произнес тоном старшего, успокаивающего мнительного ребенка:

— Правда, сестра, ты у нас немножко ненормальная. Нет, нет, я в хорошем смысле… Все тебя трогает, за всех болеешь. Твой Василий трезвее смотрит. Смотри, какую пощечину мне отвесил, звон на весь район — отстоял все-таки Князева. Это и есть наша жизнь: никаких сантиментов, кто — кого…

Она отняла свою руку.

— Нет. Не надо мне такой жизни. — Голос ее вдруг окреп, она снова стала той сестрой, которая обязана спросить и наставить. — Вам — кто кого согнет, а нам выхаживать… согнутых? Почему Верка Спиридонова — она моложе тебя — на старуху стала похожа? Муж довел. Пьяница. Ты сколько раз на дню ее видишь? Совсем не видишь. А я по два-три раза. Хочешь, чтобы и меня не трогало? Тебя не трогает, Князева не трогает — воюй, Верка, со своей бедой: кто — кого. Либо ты беду — из дому, либо беда тебя — в могилу. Почему не приехал, когда тебя просили? Почему Садовского не навестил? Когда тебя хвалили за внимание к искусству — как же, просвещенный руководитель! — ты заботу проявлял, избу разрешил купить, а стоило кому-то наверху чихнуть — ты его на суд потащил, взятку приписал. Не перебивай, не все сказала. Начала, так скажу. А Василию что ты заявил? В самом деле в нас не нуждаешься? Сегодня мы не нужны, Князев надоел, завтра тебе вообще никто не нужен будет, кроме начальства… Опомнись, Петя, не доводи до того, когда тебе люди скажут: не нужен. А ведь может дойти!..

— Ох, сестра, далека ты от реальности, — со вздохом произнес он, жалея и сочувствуя. — Как мне избавить тебя от наивности? Ну что такое я? Так ли уж много у меня власти?

— Сколько бы ни было, пользуйся так, чтобы людей не сгибать. Сам говоришь, что пощечину получил. Вот за это и получил. Не снимешь с Садовского навет, не помиришься с Василием — я тебе прямо говорю, не будет моей ноги в твоем доме. Думай как хочешь, сам вынудил. Продолжай считать плюсы-минусы, извини, что от дела оторвала. Пойду к Анне, она знает, зачем я пришла…

«Ну вот и получил выговор, — усмехнулся Петр Иванович, оставшись один. — Сам не поехал — на дом принесли. Но если трезво рассудить — поделом. Какой черт дернул этого обалдуя в мундире брякнуть Садовскому о взятке? Одному вправишь мозги, у другого — вывих, только и дела, что стоять с погонялкой. Какая тут власть с такими помощниками! Власть ума не прибавит, если своего нет. Может, в том и беда, что к погонялке привыкли? Выросли под ней, а другого примера нет, не видим. Хм, не видим… А если он — в твоей родной сестре? В Глыбине, например? Ведь преподал урок, чего тебе больше? Ладно, сестрица, съезжу, замирюсь, потерять тебя — боже избавь, и в мыслях нет, но хоть бы и ты чуть-чуть поняла брата: обстановка определяет поведение. Ну почему ты не хочешь признавать этой абсолютной истины?»

14

Резолюция на депутатском запросе еще не дошла до «Вязниковского», ее еще переведут на солидно аргументированный язык официального ответа, отпечатают на фирменной бумаге, пронумеруют, впишут в книгу исходящих, законвертуют и сдадут на почту, а пока ее не было, в Вязниках об исходе тяжбы гадали и так и этак, но большинство мнений склонялось к тому, что Ваське Глыбину и Никите Новожилову не одолеть Петра Стремутку, потому как примеров, когда мужик переспорил бы власть, в истории «Вязниковского» не было, и Федору Князеву, ясное дело, в директорском кресле не сидеть.