Депутатский запрос - [17]

«Не о том речь. Вспомни, что ты Василию ответил, когда он возразил вам».

«Хм, это называется «возразил»? Он всю коммерцию испортил. Не выгорело с ценой. Ну, не сдержался, обругал его дураком…»

«Нет, Петр Стремутка, ты не просто обругал, ты предсказал своему зятю, что он свихнется на справедливости, что у него уже начался в мозгах перекос, не отличает свое от дядиного…»

«Не хочешь ли ты этим сказать, что давняя перебранка и вчерашний разговор в кабинете — одна цепочка? Ошибаешься. А впрочем, хорошо, что напомнил: характеры развиваются по своим законам, медицина знает сколько угодно примеров, когда правдоискатели превращаются… могут превратиться… Ерунда все это, просто я раздражен, и лезет в голову всякая чепуха».

— Михалыч, — обратился Стремутка к шоферу, — притормози у той вон полянки — разомнемся, спина что-то затекла.

Машина остановилась. Петр Иванович вышел, поводил плечами, потер поясницу и углубился в лес. В лесу было чисто и тихо, снега под деревьями не было, чуть пристывший мох с легким хрустом пружинил под ногами. Хорошо в лесу, минут тридцать можно побродить: дел сегодня никаких, только в гостиницу устроиться. Как выдвинули в район, так, считай, и кончилась для него природа, из машины только видит, на охоте бог знает когда был. Отгадать бы загадку, что делает с человеком место? Ну вот он, Петр Стремутка, поднятый вверх, и Федор Князев, спущенный вниз, — что общего, в чем разница? Не поменялись ли они ролями? Сидел Князев управляющим трестом — жучил таких, как инженер Стремутка, за всякие выкрутасы. Стал директором — начихал на правила, повел игру по-своему, и пожалуйста, он на коне, обвешан выговорами, как медалями, но признанный хозяин и спит спокойно. Отчего Федя спокойно спит? Оттого, что к рукам ничего не прилипло. Одно это уже дает ему право глядеть свысока на таких, как я, каким он сам когда-то был. А я? Почему я, зная его как облупленного, зная, что у него ни в доме, ни на книжке, да и на плечах ничего, кроме потертой кожанки, почему я настоял на его снятии? Только потому, что не по правилам игру повел? Что высокомерен и самоуверен? Что ненадежен? Ну, это, положим, личное, интуитивное и к делу не относится. Суть дела в том, что я оказался на его месте, а он на моем. Место определяет правила поведения. А они, в свою очередь, образ мыслей. Любопытно. Что же тогда есть человек? Гайка в машине, приводная шестеренка?

Помнится, он кому-то уже задавал такой вопрос. Кому? Когда? Да Ивану же, брату своему. И не так давно. Да-да, это было… в номере гостиницы. Он, начальник райсельхозуправления, приехал в облисполком на прием к первому заму и встретил там Ивана. Иван и сейчас часто наезжает, он собственный корреспондент центральной газеты по областям Среднерусской возвышенности.

— Приятная встреча, — заметил тогда зам, добродушный старик, собиравшийся на пенсию. — А что, братушки, время к обеду, не пойти ли нам в столовую, а разговоры — на потом. Приглашаю в нашу келью, нынче послушники в разъезде, места свободные.

Столовая находилась в здании облисполкома. «Кельей», как назвал зам, была небольшая комната с длинным столом и приставленными к нему с обеих сторон стульями с высокими спинками. Один стул, пошире других и с подлокотниками, стоял в торце стола. Иван вел себя уверенно, видно, такие «столовки» ему были не в новинку.

— Куда прикажете? — спросил он с той долей иронии, которая понимается и принимается хозяином.

— Этого нет, этого не будет… — Хозяин указал пальцем на стулья. — Вот сюда, рядышком и садитесь.

Вскоре вошли степенные мужчины, следом важная, с высокой прической и постным лицом дама, чинно расселись по своим местам и стали ждать подавальщицу. Петр чувствовал себя ужасно стесненно, его угнетали молчание и эта впервые увиденная им чопорность, словно попал он в английский дом времен Диккенса. А Ивану — нипочем, он задает вопросы, смеется, первый зам ему со снисходительной улыбкой отвечает, а застолица осуждающе молчит, и Петр, чуть освоясь, начинает улавливать в поведении брата нечто похожее на вызов. Что он тогда ел, никаким напряжением памяти не вспомнить, было только ощущение полной безвкусицы, зато навсегда сохранилось чувство стеснения и чопорности. Тогда в номере гостиницы Петр и спросил брата:

— Зачем они так? Неужели им нравится? Монастырь какой-то.

Иван, помнится, ответил:

— Правила поведения вырабатывают образ мышления. Одна из абсолютных истин: поведение дисциплинирует мозг. А ты что, хотел бы иначе?

— Непривычно, — только и сказал тогда Петр.

Теперь он рассуждает иначе. Теперь он убедился, что истина действительно абсолютна и, если она забыта и нарушается, порядка не жди. Из таких истин состоит жизнь. Хорошо бы встретить Ивана, давно не виделись. Может, позвонить ему? Пожалуй, так и сделаю. Чей-то совет все равно надо, но лучше от своего услышать. Что-то в этой вязниковской истории лежит глубже, чем кажется…

7

Журналист Иван Стремутка два дня ездил по сельским Советам области, собирал материал для газеты. В пятницу, во второй половине, возвратясь в город, зашел в облисполком, и в приемной ему сказали, что его спрашивал сам Николай Романович.