Депутат от Арси - [4]

Шампани пользовался неизменным доверием жителей Арси, что он был мэром города с 1804 по 1814 год, а также во времена Ста дней; невзирая на то, что оппозиция считала его своим главой вплоть до победы в 1830 году[2], когда он, сославшись на преклонный возраст, отказался от чести быть мэром, и его сограждане, желая выразить ему свои чувства, избрали мэром его зятя, господина Бовизажа, — теперь, невзирая на все это, арсийцы против него восстали, а некоторые молодые люди даже позволили себе обозвать его старым болтуном. Сторонники Симона Жиге обратили свои надежды на мэра Филеаса Бовизажа и без труда привлекли его на свою сторону, ибо хотя мэр был и не в плохих отношениях со своим тестем, он все же изо всех сил старался подчеркнуть свою независимость и даже холодность, в чем хитрый тесть ему, однако, не препятствовал, видя в этом превосходный способ воздействовать на обитателей Арси.

Мэр, с которым беседовали накануне на городской площади, заявил, что скорее будет голосовать за первого попавшегося в списке кандидата от Арси, чем отдаст свой голос Шарлю Келлеру, к которому, впрочем, питает безграничное уважение.

— Арси больше не будет гнилым местечком, — заявил он, — или я перееду в Париж.

Угождайте злободневным страстям, и вы станете героем повсюду, даже в Арси-сюр-Об.

— Господин мэр, — говорили в городе, — показал себя, как всегда, человеком непреклонной воли.

Ничто не развивается так быстро, как узаконенный мятеж. В тот же вечер г-жа Марион и ее друзья условились созвать на завтра независимых избирателей, чтобы поддержать кандидатуру Симона Жиге, сына полковника. Это завтра только еще забрезжило, а уже в доме все было поставлено вверх дном — готовились к приему друзей, на независимость коих рассчитывали.

Симон Жиге, словно предназначенный самой природой быть кандидатом от маленького городка, ревниво жаждавшего избрать одного из своих сынов, тотчас воспользовался этим брожением умов, чтобы сделаться представителем интересов и нужд Нищей Шампани. Правда, семейство Жиге всем своим богатством и почетом было обязано графу де Гондревилю. Но когда дело касается выборов — тут уж не до чувств!

Эта Сцена написана в назидание тем странам, которым, на их беду, неведомы благодеяния национального представительства и которые поэтому не знают, ценою каких междоусобиц, ценою каких жертв, достойных Брута, маленький городок рождает на свет депутата! Зрелище величественное и вместе с тем естественное, которое можно сравнить только с родами: те же потуги, и грязь, и муки, и торжество.

Может показаться странным, каким образом Симон Жиге, единственный сын, молодой человек, имевший приличное состояние, был всего-навсего скромным адвокатом в захолустном городке, где адвокатам и делать-то нечего.

Здесь следует сказать два слова о кандидате. У полковника Жиге с 1806 по 1813 год — его жена скончалась в 1814 году — родилось трое детей; старший, Симон, пережил обоих младших, умерших один в 1818, другой в 1825 году. Симона, когда те еще были живы, воспитывали так, чтобы обеспечить молодому человеку доходную профессию. Однако, когда он оказался в положении единственного сына, судьба нанесла ему жестокий удар. Г-жа Марион сильно рассчитывала на то, что ее племяннику достанется наследство деда, гамбургского банкира; но этот немец, умерший в 1826 году, оставил своему внуку Симону всего-навсего две тысячи франков ренты. Банкир, известный своей плодовитостью, вознаграждал себя за докуку коммерческой деятельности радостями отцовства; поэтому он осчастливил семьи своих одиннадцати детей, которые были в одном городе с ним и весьма убедительно внушали ему, что Симон Жиге и так будет богат.

Полковник настаивал на том, чтобы его сын избрал свободную профессию. И вот почему: при Реставрации семейство Жиге не могло рассчитывать ни на какие милости. Если бы даже Симон не был сыном ярого бонапартиста, то он все же принадлежал к семье, члены которой вполне заслуженно навлекли на себя ненависть Сен-Синей своим участием в знаменитом процессе братьев Симезов, осужденных в 1805 году за похищение сенатора графа де Гондревиля, в чем они были совершенно неповинны; жандармский полковник Жиге, дядя Симона, и Марионы, а также г-жа Марион выступили на этом процессе свидетелями обвинения. Бывший представитель народа, Гондревиль ограбил семью Симезов, и в те времена, когда продажа национального имущества была сугубо политическим актом, виновность наследников ни в ком не вызывала сомнения (см. «Темное дело»).

Нотариус Гревен был в этом деле не только одним из главных свидетелей, но и одним из самых рьяных участников его расследования. Процесс Симезов и посейчас разделял округ Арси на две партии, первая из которых стояла за невиновность осужденных и, следовательно, за Сен-Синей, вторая — за графа де Гондревиля и его приверженцев.

Если при Реставрации графиня де Сен-Синь благодаря возвращению Бурбонов снова приобрела влияние и всем заправляла в департаменте Об, то граф де Гондревиль нашел способ противодействовать этому. Он оказывал тайное давление на местных либералов через нотариуса Гревена, полковника Жиге и своего зятя Келлера, несмотря на все препятствия, которые ему чинили Сен-Сини, неизменно проходившего в парламент от Арси-сюр-Об; кроме того, Гондревиль умело пользовался своим влиянием в королевских советах, где он сохранял прочное положение, пока был жив Людовик XVIII. Только после смерти короля графине де Сен-Синь удалось добиться назначения Франсуа Мишю председателем суда первой инстанции в Арси. Она желала этого назначения потому, что Франсуа был сыном человека, павшего жертвой своей преданности семье Симезов и погибшего на эшафоте в Труа; его портрет во весь рост украшал гостиную графини и в Париже и в замке Сен-Синей. До 1823 года граф де Гондревиль был достаточно влиятелен, чтобы препятствовать назначению Мишю.