Деникин - [26]
У Пижица был сын Лейзер, которому подошел срок поступить в солдаты. Пижиц раздал „денежные подарки“ членам Вельского воинского присутствия и был уверен, что сына его освободят.
Пришел день освидетельствования. Лейзер давал такие правильные ответы доктору, подносившему к его глазам сбивчивые комбинации стекол, что Присутствие единогласно признало его близоруким и к службе не годным. Вечером в местном клубе за рюмкой водки доктор выдал своему приятелю секрет:
— Очень просто: стекло в правой руке — „вижу“, в левой — „не вижу“…
В отношении больных глазами требовалось переосвидетельствование в особой комиссии в Варшаве. Пижиц знал, что председатель этой комиссии также не брезгует „денежными подарками“. Собрался в Варшаву.
Председателю комиссии доложили, что его желает видеть Пижиц. Посетитель долго и неприлично торговался и наговорил председателю таких дерзостей, что тот вытолкал его за двери. Финкельштейн… ибо это был он, а не Пижиц… слетел стремглав с лестницы и исчез.
Когда на другой день настоящий Пижиц явился на квартиру председателя, то доложивший о нем лакей вернулся и сказал изумленному Пижицу, что его не велено пускать на порог…
А через несколько дней в один из полков за Урал был отправлен молодой солдат Лейзер Пижиц».
Рассказ Антона Ивановича с некоторыми вымышленными, конечно, именами изобиловал фактическими и глубоко комичными деталями. Нужно знать жизнь уездного захолустья, чтобы представить себе, какой произошел там переполох. Очень гневался губернатор, воинский начальник поспешил перевестись в другой город, докторша перестала отвечать на приветствие, Пижиц недели две не выходил из дому, а Финкельштейн, гуляя по главной улице города, совал всем знакомым номер газеты, говоря:
— Читали? Так это же про нас с Пижицем написано!
Так жил, служил и развлекался в бельском захолустье капитан Деникин.
Вместе с тем воспоминания об академическом эпизоде, хотя мало-помалу теряли свою остроту, но периодически болезненно всплывали в памяти Деникина.
И вот однажды, в хмурый осенний вечер написал Антон Иванович частное письмо Алексею Николаевичу Куропаткину:
«„А с Вами мне говорить трудно“. С такими словами обратились ко мне Вы, Ваше превосходительство, когда-то на приеме офицеров выпускного курса Академии. И мне было трудно говорить с Вами. Но с тех пор прошло два года, страсти улеглись, сердце поуспокоилось, и я могу теперь спокойно рассказать Вам всю правду о том, что было».
Затем Деникин вкратце изложил уже известную читателю историю о выпуске из академии. Ответа не ждал. Просто захотелось отвести душу.
Прошло несколько месяцев. В канун Нового 1902 года Антон Иванович неожиданно получил от своих товарищей из Варшавы телеграмму, адресованную «причисленному к Генеральному штабу капитану Деникину» с сердечным поздравлением… Нужно ли говорить, что встреча Нового года была отпразднована в этот раз с исключительным подъемом?
Потом Деникину сообщили, как все произошло. Военный министр был в отъезде, в Туркестане, когда опальный выпускник Академии Генштаба писал ему. Вернувшись в столицу, А. Н. Куропаткин тотчас же отправил письмо Деникина на заключение в академию. Сухотин в то время получил другое назначение и уехал. Конференция академии признала содержание письма вполне отвечающим действительности. И генерал Куропаткин на первой же аудиенции у государя, «выразив сожаление, что поступил несправедливо», испросил повеления на причисление Антона Ивановича к Генеральному штабу…
Отдадим дань мужеству Куропаткина, признавшему свою неправоту и исправившему несправедливость.
Кажется, судьба начала улыбаться Антону Ивановичу…
Через несколько дней, распростившись с бригадой, он уехал в Варшаву, к новому месту службы в распоряжение начальника штаба 15-го армейского корпуса.
Возвращение «на круги своя» завершилось. Но теперь приходилось работать в жестком режиме, чтобы наверстать упущенное.
В июле 1902 года Генерального штаба капитан Деникин назначается старшим адъютантом штаба 2-й пехотной дивизии, квартировавшей в Брест-Литовске. Пробыл там недолго, в октябре 1902 года пришел ему, как офицеру Генерального штаба, срок годичного цензового командования 3-й ротой 183-го Пултусского пехотного полка, дислоцированного в Варшаве.
До сих пор, за время пятилетней службы в строю артиллерии, Антон Иванович ведал отдельными отраслями службы и обучения солдата. Теперь вся жизнь солдата проходила перед глазами капитана Деникина.
Из кого же состояла рота Деникина? К сожалению, нет конкретных данных по его подразделению. Но мы можем составить коллективный портрет русского солдата начала XX века.
Сообразно распределению населения России, состав армии был такой: 80 процентов крестьян, 10 процентов рабочих и 10 — прочих классов. Следовательно, армия по существу была крестьянской.
Разнородные по национальностям элементы легко уживались в казарменном быту. Терпимость к иноплеменным и иноверным свойственна русскому человеку более, нежели другим. Грехи русской казармы в этом отношении и в сравнение не могут идти с режимом европейских армий — противников России в Первой мировой войне.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Пролетариат России, под руководством большевистской партии, во главе с ее гениальным вождем великим Лениным в октябре 1917 года совершил героический подвиг, освободив от эксплуатации и гнета капитала весь многонациональный народ нашей Родины. Взоры трудящихся устремляются к героической эпопее Октябрьской революции, к славным делам ее участников.Наряду с документами, ценным историческим материалом являются воспоминания старых большевиков. Они раскрывают конкретные, очень важные детали прошлого, наполняют нашу историческую литературу горячим дыханием эпохи, духом живой жизни, способствуют более обстоятельному и глубокому изучению героической борьбы Коммунистической партии за интересы народа.В настоящий сборник вошли воспоминания активных участников Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.
В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.