Деньги или любовь. Жертвы половой войны - [11]

Получается, что любовь и деньги — две ипостаси собственности, гарантирующие обладание ею. И когда деньги соединяются с любовью, получается просто идеальное обладание, куда прочнее примитивного принуждения.

Индикатор полезности

Но если любовь порождает отношения собственности, а собственность есть полезность, значит, и любовь тоже есть мера полезности? Очень уместный вопрос! Разберёмся. Деньги — мерило собственности, т. е. полезности для обладателя. Но степень полезности может варьироваться от человека к человеку. Для голодного пища нужнее и важнее, чем для сытого. Кому-то старая фотография дороже всего на свете, а всем прочим это — клочок бумаги. Однако деньги в такие тонкости не лезут. Деньги отмеряют обобщённую, усреднённую, в какой-то мере объективную полезность. Даже труд стоит денег только тогда, когда он несёт общественную пользу, изменяет качество/количество общей, потенциально нужной кому-то ещё собственности. Для определения общественной полезности некой собственности всегда нужен кто-то ещё — эту парочку называют продавец и покупатель, а механизм определения меры полезности — закон спроса и предложения. Одному из них собственность не нужна, зато очень нужна второму, и чем шире место их встречи — рынок, чем больше на этом рынке продавцов и покупателей, тем точнее мера. Так общественная потребность определяет общественную полезность, потребительскую стоимость, продажную цену.

Любовь же, с другой стороны, отмеряет совсем иную полезность — она указывает на оптимального партнёра для брака и в этом смысле заточена именно под персональную, субъективную полезность, то есть является прямой противоположностью деньгам. Любовь рождается в душе сама по себе, исходя из внутренних потребностей, и не требует совета со стороны. Чем сильнее человек любит, тем больше его природа требует объекта любви, тем он полезнее для выживания. Так индивидуальная потребность, сила желания, любовь порождает индивидуальную полезность, личную ценность.

Поэтому можно сказать, что если деньги — индикатор общественного выбора в массе (неживой) собственности, то любовь — индикатор индивидуального выбора в массе людей.

Но на этом взаимосвязь денег и любви не кончается. Начинается их взаимопроникновение! Каждая из этих ипостасей норовит заскочить на чужую территорию, образуя очень интересные феномены. Один — оценка человека по количеству его собственности. В этом случае деньги применяются для оценки людей, их обобщённой полезности для социума. Конечно, «применяются» — громко сказано. Скорее, деньги тут пролезают в отношения людей с чёрного хода, порождая подобострастность, высокомерие и прочие низкие чувства, что говорит о неуместности подобного подхода. Не говоря уж о его объективности, просто вопиющей в обществе всеобщей эксплуатации, наследования и вообще несправедливости! Что уж говорить, когда таким образом оценивают персональную полезность партнёра, чему в некотором роде посвящена вся эта книжка! Зато симметричный феномен — любовь к вещам, делающая человека их рабом — вызывает как раз высокие чувства. Люди начинают видеть ценность, облагораживая её любовью, во всём, что несёт печать их индивидуальности.

Поэтому можно также сказать, что деньги — индикатор стоимости, а любовь — индикатор ценности, подразумевая, что стоимость общественна, а ценность — индивидуальна.

Но странная асимметрия в высоте чувств заставляет задуматься. На первый взгляд, ответ заключается в том, что всё, связанное с любовью, считается высоким, а с деньгами — низким. Но мы уже знаем, что это всего лишь две стороны собственности. Значит, ответ заключается в разнице между ними, в том, что любовь индивидуальна, а деньги — общественны. И значит, принижение денег и возвышение любви по сути есть банальный эгоизм — примат личного над коллективным!

Далее, любая ценность есть ценность только тогда, когда ради её достижения человек готов пойти на уступки, затраты, жертвы в конце концов. Т. е. ценность определяется не только силой желания, но и самоосознанием собственной ценности желающего. Ибо способность принести жертву зависит от наличия уже имеющейся ценности, которой надо пожертвовать. И жертва эта всегда больше, потому что ценность есть ценность только в глазах желающего. С другой стороны, при покупке человек совершает не просто равноценный обмен, но взаимовыгодный. Поэтому денежные отношения не только не требуют жертв, но противоположны им по смыслу. При покупке человек больше получает, чем отдаёт, при любви — больше отдаёт, чем получает. И это — причина того, почему личные отношения, построенные на взаимных ценностях, взаимных уступках и жертвах, высоко ценятся людьми, а денежные, финансовые, расчётливые — презираются. То есть опять налицо эгоизм — личные жертвы ценнее, чем личная выгода!

Поэтому можно, в конце концов, сказать, что любовь — это жертва, в то время как деньги — это выгода.

В последнем из упомянутых выше феноменов мера полезности вещи индивидуальна и определяется не деньгами, но могучей силой любви. Эта привязывающая сила любви настолько велика, что даже власть не может обойтись без неё, утверждая свою собственность на подданных. Это только кажется, что король владеет жизнью подданного, а не его кошельком. В реальности, король владеет именно кошельком, где звенят монеты с его профилем, а для сердца подданного приходится придумывать любовь к Богу и всякой власти, как его наместнице на земле. А там, где любви к Богу недостаточно, придумана любовь к Родине, Отчизне и Отечеству. А если и это не помогает, всегда подойдёт «национальная гордость» и «уникальность культуры» с соответствующими святынями. И уж совсем в крайнем случае — «собственный путь» и «единственно верное учение». Ибо распуская государственный «гарем», отпуская подданных на волю, власть понимает, что те могут сбежать в другую страну, перейти в другую веру, подчиниться другому государю. Или, не дай бог, вздумают устраивать заговоры. Культивируя любовь к самой себе, власть индивидуализирует себя, выделяет свою особенную полезность для подданных, она фактически говорит им: «Я самая лучшая для вас власть, не смотрите, что вокруг есть власть другая, не думайте, что сможете заменить меня кем-то ещё». Так власть незаметно подсовывает любовь к себе вместо любви к своему дому, земле или духу предков. А любовь к власти неуклюже, но вполне эффективно имитирует любовь к человеку, привязывает его к своей, «родной» власти, подталкивает его к жертвам ради неё. В итоге власть, основанная на законе силы, как бы расщепилась в процессе развития на две составляющие — любовь, как средство владения людьми, и деньги, как средство владения всем остальным. И власть продолжает успешно владеть как сердцами, так и кошельками.