Деньги - [122]

Так что вслед за ударом коленом по морде я врезал ему по яйцам, а также расквасил верхнюю губу. С глухим чвяканьем он съехал по стене на пол. Я маневрировал вокруг, уже на автопилоте, примериваясь, как бы поудобнее пнуть. Да, вот еще что — собственно, это один из положительных аспектов драки, — если уж завалил чувака, то пинать можно без особой спешки, как удобнее. Примериваясь, я пнул разок-другой, пока вполсилы, и тут мне заехали сзади по плечу, дернули за волосы. Только еще одной драки и не хватало, подумал я, разворачиваясь к Мартине.

— Прекрати немедленно.

Я опустил взгляд, тяжело дыша, успокаиваясь. Парнишка был уже не боец — нож выронил, колени подтянуты к груди, дрожащие пятки вместе.

— Ладно, — сказал я. — Звони в полицию.

— Из-за тебя нас чуть не убили. Ты хоть понимаешь?

— Чего? — Я не мог поверить своим ушам. Она, оказывается, рассчитывала держать весь процесс под контролем. Она думала, что силы ее личности на это хватит. А тут вмешался этот варвар и за каким-то хреном все испортил. — Неужто? — проговорил я. — А я-то думал, это все из-за него.

— Им нужны только деньги.

— Ты разве не слышала? Только денег им уже мало. Им нужна месть. Так просто от них теперь не отделаешься. Выгребут все подчистую, а потом все равно порежут.

В этот момент парнишка шевельнулся и попробовал привстать. Я рассеянно повернулся на одной ноге и отвесил ему пинка под зад, но думал о своем.

— Да ты просто буйный!

— Ну да, а ты хренова, как ее, резонерша.

— Резонерша?!

— Ладно, потом разберемся. Просто позвони в полицию. Быстрее.

Звеня ключами, она отворила дверь. Я прижал к стене ладони, перенес на них вес… Глаза у парнишки были открыты. Нож валялся неподалеку, но парнишка больше и не думал рыпаться. Говорю же, не боец — по крайней мере, сегодня.

— Ты один? — поинтересовался я.

Он грустно кивнул, и я тоже. Адреналин — или топливо, питающее меня в драке, — стал сгущаться, и я ощутил всю свою тяжесть, деформацию скелета. Можно победить в драке, можно даже легко победить — но в моем возрасте преимущество никогда не будет подавляющим… Несколько секунд я изучал его сокрушенное заплаканное лицо. Для такой работы он еще слишком молод, слишком мягок. По здравом размышлении я удивился, как это его вообще хватило на нас наехать. Вид у него был не настолько удолбанный, не настолько отчаянный. Может, правда, он думал, что мы легкая добыча: дама высокая, но не шибко плечистая, а ее приятель — ну вылитый клоун. Я сорвал с шеи галстук-бабочку. Тем временем на площадку выскочил Тень. Поприветствовав меня, он обнюхал нашего приятеля на полу, дергая головой, как марионетка. Мысленно перебрав варианты действий, Тень лизнул парнишку прямо в губы. Это была, наверно, последняя соломинка, решающее опускалово в катастрофически сложившийся вечер.

Вернулась Мартина и, пятки вместе, носки врозь, наклонилась над парнишкой — словно над букетом лучшей подруги или над ее коляской, поза в точности та.

— Ты как? А он?

— В порядке, в порядке. Они сказали, когда приедут?

— Пятница же, вечер…

Мы смотрели на него, а он, снизу вверх, на нас. Я переступил с ноги на ногу, и когда он, вздрогнув, поморщился, я заметил, что зубы у него, оказывается, отнюдь не идеальные. У черномазого в Нью-Йорке хлопот, конечно, полон рот — но хотя бы на дантисте можно, как правило, сэкономить. Вот невезуха. Это как некоторые девицы бывают — толстые, но доска доской. Невезуха. Двойная невезуха.

— Отпустите меня, — сказал он.

Ну не смех ли?

— Как же, как же. А кто только что махал тесаком у меня перед носом? Нет, приятель, за тобой уже выехали. Кто я по-твоему, либерал какой-нибудь?.. На себя-то посмотри. Нет, родной, сиди уж где сидишь. Ха, ты его только послушай, — повернулся я к Мартине.

Правду говорят: рисковое это дело, залететь в Нью-Йорке на гоп-стоп. И для здоровья опасно, и хлопот не оберешься, да еще плюс полиция. И по карману может ударить вполне чувствительно, вдобавок ко всему прочему.

Я чуть пупок не надорвал, только поднимая парнишку на ноги. Чуть спину не сломал, затаскивая его в лифт. По пути вниз на третьем этаже кабина остановилась, и к нам присоединилась старушка с пуделем. По-моему, она ничего не заметила. Наверно, в Нью-Йорке и не доживешь до старости, если будешь слишком много вокруг замечать. Главное не рыпаться и держать морду пуделем. Когда мы ковыляли от лифта в шеренгу по трое, я услышал вой сирен и сказал Мартине:

— Давай договоримся. Если они уже там, я ему — бабах поджопник, и сдаю с рук на руки. И никакого больше геморроя. Хорошо?

Она вышла первой, проверить метеообстановку. Я присоединился к ней на тротуаре, с моей неуклюжей похрипывающей ношей. На Седьмой авеню народ все еще бурлил в клубах табачного дыма вокруг круглосуточных закусочных и порносалонов. Донельзя возбужденные выходом в манхэттенский свет, мимо прогарцевали две поджарые борзые, следом едва поспевал старик с поводками. Я глянул направо, глянул налево, глянул через улицу. И там подпирала фонарь она, та высоченная рыжая баба с сигаретой в зубах, в той же пренебрежительно-упрекающей позе.

Я скинул инвалида с плеча и сказал: