День закрытых дверей - [85]

Затем Лютер приблизился и подтянул ремни, опутывающие мое тело.

– Когда мы начнем, – сказал он, – ты первым делом постараешься потерять сознание. Это было бы, как говорится, вопиющим безобразием.

– Лютер.

– Да, Энди? – Он посмотрел на меня сверху бездушными черными глазами.

– Я люблю ее, Лютер, – сказал я. – Понимаю, ты, возможно, не знаешь, что это значит, но в нашем мире нет ничего более могучего…

– Думаю, что могу с тобой не согласиться, – перебил он. – Я пришел к заключению, что всем правят страх и боль. Они – краеугольные камни человеческой природы.

– Если ты действительно так считаешь, то почему до сих пор не убил себя?

Лютер взглянул на меня.

– Не следует думать, что темная сторона бытия наполнена страданием и утратами, а значит, и скорбью. В ней нет скорби. Потому что скорбь поглощается смертью, а смерть и умирание суть сами жизнь тьмы. – Он похлопал меня по руке. – Эти прекрасные строки написал немецкий теолог по имени Якоб Бёме, а поделился ими со мной много лет назад, в Пустоши, твой брат. Неужели ты не можешь представить себе, что подобно тому, как природа и любовь говорят с сердцами большинства людей, так и вот это, – он обвел рукой склад, панель управления, Вайолет и остановился, указывая на мою истерзанную ногу, – говорит со мной?

Он отвернулся, пересек склад и исчез за дверью, которой я раньше не замечал; рядом с ней стояла панель управления.

Через две секунды погас свет.

* * *

Во тьме послышался ее голос – испуганный, растерянный, огорченный:

– Энди?

– Я здесь, Вайолет.

– Где?

– Примерно в десяти футах от тебя.

– Я не могу пошевелиться.

– Мы пристегнуты к каталкам. Ты ранена? – спросил я.

– Он чем-то ударил меня по голове. Похоже, сотрясение… Я слышала, как ты кричал.

Боль в ноге несколько ослабла, но еще сильно терзала меня. Я едва с ней справлялся.

– Всё в порядке, – процедил я сквозь стиснутые зубы.

– Что он с тобой делал?

– Неважно.

– Сочувствую, Энди. – Вайолет заплакала. – Я пришла, чтобы найти Макса и тебя. Где Макс?

– Не знаю. Мне жаль.

– Он собирается нас убить, не так ли?

– Не знаю, чего он хочет, – солгал я.

– Я убила того бездомного, – сказала она; в ее голосе звучали слезы.

– Я все слышал. Это не ты. Он направлял твою руку, используя Макса.

– Мы умрем, – сказала она. – Правда?

У меня не хватило смелости ей ответить.

– Какая-то часть сознания не желает мириться с действительностью, и мне кажется, что мы все еще в Юконе. Живем там в лесу. Только ты, я и Макс. А это все – страшный сон. Мы могли бы быть счастливы.

– Знаю.

– Могли бы стать семьей.

По моему лицу потекли слезы.

– Что бы ни случилось, – предупредил я, – когда он вернется, помни только одно: я люблю тебя, Вайолет.

– Я люблю тебя, Энди.

– И он ничего не сможет с этим поделать.

Вайолет

Из-под потолка, с высоты тридцати или сорока футов, ей в лицо хлынул свет, и тьма рассеялась.

Вайолет инстинктивно захотелось повернуть голову налево и, наконец, увидеть Энди, но она не смогла пошевелиться.

Впрочем, это не имело значения.

Посмотрев прямо перед собой, Ви увидела невероятно большое зеркало, прислоненное к стене, в котором отражались они, привязанные к одинаковым деревянным каталкам, в десяти футах друг от друга.

Энди сидел голым.

Бледная кожа болезненно серого оттенка… правая нога в крови.

В стене рядом с зеркалом отворилась дверь.

Вошел Лютер.

У нее появилось предчувствие, родственное тому страху, который она всегда испытывала, сидя, как на гвоздях, в приемной клиники в ожидании доктора.

Лютер остановился на равном удалении от обоих стульев возле панели управления, закрепленной на небольшой тележке.

Он повернул несколько выключателей, и Вайолет ощутила, что по стулу пошла вибрация.

Кайт приблизился к ней, сунул пульт управления ей в левую руку и поместил палец на единственную красную кнопку.

– Смотри, не урони. Что бы ни случилось.

– Я в точности сделала то, что ты говорил. Где Макс?

Он не отвечал, только смотрел сверху вниз.

– Я хочу видеть своего сына!

– Понимаю.

– Итак?

– Это довольно трудно устроить.

У нее похолодело сердце.

– О чем ты говоришь?

– Сейчас Макс со своими новыми папочкой и мамочкой.

– Не понимаю…

– Крики Макса записаны заранее. Я его продал, Вайолет. Четыре дня назад. За семь тысяч долларов. Но согласился бы и на пять.

– Кому? – завизжала она.

– Его имя Хавьер, но на самом деле оно не имеет значения. Ты просто знай, что теперь у него будет и папа тоже.

Вайолет надрывно плакала, а Лютер наблюдал за ней, упиваясь ее страданиями, как солнечным светом.

– Расскажи мне про это, – сказал он наконец.

– Про что? – крикнула Ви.

– Про убийство Мэтью.

– Здесь нечего рассказывать.

– Значит, он мертв?

– Да.

– И как он умер?

– Не прикидывайся, словно не слышал все до последнего слова.

– Будет лучше, если ты мне все расскажешь.

– Я убила его ударом в сердце.

– Хорошо.

– И он сразу умер.

– Ты запачкалась в его крови?

– Да.

– Попробовала ее на вкус?

– Нет!

– Стоило попробовать ради опыта. Ты смотрела ему в глаза, когда он умирал?

– Что?

– Ты смотрела ему в глаза, когда он…

– Да.

– Наблюдала, как их заполняет пустота?

– Да.

– Ты знаешь, я живу ради этого момента. Я не о том, что было бы забавно самому пережить растворение в пустоте, но момент ее наступления… это нечто. Надеюсь, он не прошел для тебя бесследно. Что еще?