День закрытых дверей - [71]

Под одеялами было холодно, и я натягивал их до самого подбородка, чтобы сберечь тепло, когда Вайолет завизжала.

Я вскочил.

– Энди! – пронзительно кричала она.

Выпрыгнув из постели, я ринулся к лестнице, крича на ходу:

– Что случилось?

– Он исчез!

Я шагнул в лофт.

Темнота – и больше ничего, кроме отблесков пламени, отраженного металлом и стеклом.

– Кто исчез? – спросил я. Едва глаза привыкли к темноте и мне удалось рассмотреть Ви, склонившуюся над колыбелью и шарившую в одеялах, как все стало понятно.

– Макс.

– Он никак не мог выползти наружу?

– Энди, ему четыре месяца. Он даже переворачиваться не умеет.

Я включил лампу и подошел к Вайолет.

– Ты уложила его после ужина, правильно?

Вайолет кивнула; грудь ее вздымалась, зрачки были расширены, взгляд метался по комнате.

– Он быстро уснул. За десять минут. Потом я спустилась, и мы болтали у огня… Сколько? Пару часов?

– Да.

Ви покачала головой:

– Что-то здесь не так, Энди. Что-то здесь не так.

Обогнув колыбель, я подошел к единственно возможному выходу из лофта – квадратному окошку размером два на два фута под самым скатом крыши.

– Оно открыто? – спросила Вайолет.

Я опустился на колени, осмотрел задвижки.

– Нет, но оно не заперто.

– Ты его запирал?

– Я на девяносто процентов уверен, что… Проклятье!

– Что?

Ви бросилась ко мне.

Я потрогал доски пола.

– Они мокрые. – Меня накрыла холодная волна паники. – Пока мы находились внизу, кто-то здесь побывал.

Вайолет смотрела на меня полными слез глазами.

Ком в горле мешал дышать.

– Значит, он был здесь? Он нашел нас и забрал моего сына…

Я шагнул к лестнице – и сразу почувствовал слабость в коленях и понял, что они цепенеют.

– Что-то мне нехорошо, – пробормотал я, добравшись до лестницы, и начал спускаться вниз.

– У меня головокружение… все сильнее, – пробормотала Ви. – Думала, это из-за вина.

Колени дрожали; рискуя потерять равновесие, я осторожно спускался по лестнице. Мозг словно заклинило, последние шестьдесят секунд казались кошмаром, и я спрашивал себя, неужели все это происходит на самом деле. За последний год мне с десяток раз снилось, что он каким-то образом находит нас. Посреди ночи я просыпался в поту, парализованный страхом, пока не возвращался к реальности и волна облегчения не смывала пережитый ужас. Шел на кухню к раковине, выпивал стакан воды и ждал, когда успокоятся нервы.

Мои ноги коснулись досок пола у основания лестницы.

Вайолет безудержно рыдала в лофте. Ноги мои коченели все сильнее, и я пребывал в этом пугающем состоянии, не в силах проснуться. Или, хуже того, это не был кошмар, от которого можно очнуться.

Ударившись коленями о пол возле кровати, я пошарил под ней. Достал пистолет, но он оказался слишком легким, слишком маленьким. И сделан был не из тяжелого металла, а из оранжевого и зеленого пластика.

Я посмотрел на игрушечный пистолет марки «Нерф» в своих руках и произнес:

– Что, к дьяволу, происходит?

Голос прозвучал странно, словно исходил откуда-то из затылочной части головы. Я оглянулся, и комната поплыла вслед за поворотом шеи, а от света пламени в поле зрения образовался радужный след.

Монотонно раскачиваясь, Вайолет стояла внизу лестницы.

– Он подмешал нам наркотик, – сказал я, и она ответила, но слова растворились в отзвуках эха, не дойдя до моего сознания.

Ноги не слушались, но я добрел до входной двери и толкнул ее.

В круге света от фонаря на крыльце падал дождь.

За ним стояла непроглядная темнота.

От дыхания на холоде шел пар, я чувствовал свежесть на лице, но как-то отстраненно – под действием наркотика вялость усиливалась с каждой минутой.

Спотыкаясь, я спустился по ступенькам в лужу; ледяная вода мгновенно пропитала носки. Тут я заметил, что все еще держу в руке игрушечный пистолет, и бросил его в грязь.

Мой «Си-Джей 5» стоял на границе светового круга; на ватных ногах я двинулся к нему.

В багажнике хранилось охотничье ружье: я надеялся подстрелить лося, чтобы прокормиться зимой.

Врезавшись в дверцу внедорожника, я нащупал ручку. Дверца распахнулась, я забрался внутрь и наклонился между сиденьями. По крыше салона барабанил дождь.

«Ремингтон» исчез.

Он забрал и его тоже.

Я выбрался из машины, шагнув в грязь, и уставился на лампу над крыльцом в тридцати футах от меня; свет от нее бил сквозь дождь в глаза.

Голова отяжелела, пальцы – тоже, они словно тянули меня вниз, к грязной земле.

В доме всхлипывала Вайолет. До меня дошло, что мы непременно потеряем сознание, и эта мысль ужаснула.

В голове крутились вопросы: как долго он следил за нами, планируя эту ночь, сколько времени провел в моем доме – ведь он узнал, где я храню пистолет, ружье и бог ведает, что еще… как он сумел похитить Макса.

Я двинулся назад, к Вайолет, но, сделав четыре шага, упал лицом в холодную грязь и уставился в сторону открытой двери дома, внутренние стены которого качались в отблесках пламени.

Вайолет перестала рыдать и теперь ползла по направлению к двери.

Мне хотелось окликнуть ее, но голос не подчинялся.

Она замерла, свесившись через порог, и больше не двигалась.

Глаза против моей воли начали закрываться, свет фонаря – меркнуть, пока не превратился в свет далекой звезды.

Теперь монотонный шум дождя ослабел, а вместе с ним – и холод; и, уже проваливаясь в небытие, я не мог расстаться с последней, приводящей в ужас, мыслью – это не конец всего и, уж конечно, не конец жизни. Возможно, это последнее мгновение покоя, какого мне больше не суждено испытать, потому что, когда сознание вернется, я окажусь в аду.