День учителя - [30]

Шрифт
Интервал

Как-то утром бодрый Андрей, пригнав своих воспитанников на футбольное поле, разговорился с физруком, здоровым мужиком лет тридцати, сжимавшим в огромном кулаке мегафон.

— Ты из какого отряда? — поинтересовался физрук.

— Из шестого.

— А, сын генерала! Это тебя на отряд поставили вместе с Мурлин Мурло?

— Почему я сын генерала?

— Ну, мне говорили, что в шестой отряд едет какой-то блатной парень, не из нашей системы, я и подумал — генеральский сынок. А ты что же, не он разве?

— Наверное, он. Но отец у меня не генерал. А кто это — Мурлин Мурло?

— Ну, Женька. С тобой вместе на отряде. Мы ее так за глаза прозвали — лицом, действительно, похожа на Мэрилин Монро, а вот фигурой — не пошла. Она уже третий год ездит по три смены, мужиков окучивает, видать, замуж хочет за парня из системы. Ей отступать некуда, она в Москву учиться приехала из своей Тьмутаракани, в общаге живет. Только зря она ездит, ничего у нее не выйдет, ее уже все знают. А теперь — шаги на месте!

Последняя фраза была сказана в мегафон. Мирошкин, как и прежде, стоял рядом с физруком, перед его глазами дети поднимали руки, приседали, кругом была та же природа, но ему казалось, что мир рухнул. «А ведь она только сегодня намекнула, что месячные закончились и ночью мы вновь будем «предаваться пороку», — соображал Андрей. — Так она это назвала. Действительно, пороку. Подстилка! Небось предварительно справки обо мне навела в лагере, узнала — блатной, теперь тоже думает, что я генеральский сын! Думает — заарканила! Дура! Смешно! Куприянову рассказать — обхохочется. А ведь она меня, пожалуй, года на два-три постарше». Андрея охватила тоска, ему даже захотелось устроить скандал, разорвать связь с Женей. Но, поразмыслив за завтраком и слегка успокоившись, он передумал: «Глупо и повода нет. Взять и отказаться от секса?! Надо использовать ее по максимуму. Пусть думает, что я — мажор». В «использовании по максимуму» был еще один немаловажный плюс — вожатская комната. Андрею совсем не хотелось жить в палате с пионерами. И он вполне осознавал это, хотя откуда у него появился подобный прагматизм, Мирошкин не мог себе объяснить. Может быть, слишком намерзся во время прогулок с Мешковской и теперь вполне оценил плюсы «собственной территории»? Или тут также сказалось стремление насолить Жене — дескать, хотела меня использовать, а использовали-то ее? Кто знает?..

В тихий час Андрей оставил отряд на Евгению, а сам сходил в поселок за презервативами. Если бы его спросили, зачем он это сделал, ответить ему было бы нечего. Действительно, если он чего-то и мог подцепить у Тенитиловой, так это уже произошло. Но ему казалось, что «ушлая девка» вряд ли вышла на охоту за мужем, предварительно не сдав анализы. Так он себя успокаивал, привлекая свои теоретические познания в вопросе, почерпнутые в результате регулярного чтения газеты «Speed-Инфо». «Главное, чтобы не залетела. Месячные прошли. Теперь вероятность забеременеть также невелика. Но лучше подстраховаться…» Когда ночью он выложил на тумбочку рулон презервативов, Тенитилова смутилась и как-то по-особенному взглянула ему в лицо. Андрея передернуло. Так всматривалась в него Мешковская. Нет, нет, все ясно. Отношения закончены. Надо дотянуть до конца смены. Впрочем, когда они с Тенитиловой вдоволь наскрипелись пружинами, в Мирошкине вдруг проснулись к ней теплые чувства, что-то вроде жалости. Ему стало жалко и ее, и себя, обманувшихся и обманувших друг друга, вспомнились их первые ночи. Андрею даже захотелось «выяснить отношения» и «расставить все точки над «i». Но он вовремя остановился. А утром, глядя на Тенитилову, на ее скромную одежду с претензией, на ту нарочитость, с которой она следовала хорошим манерам за столом, Мирошкин ощутил, как его охватывает презрение к девушке. С этого дня их сексуальные отношения превратились в вяло исполняемую обязанность. Женя предлагала ему отказаться от презервативов, говоря, что вероятность забеременеть невелика, а кроме того, она может таблетки попить. Андрей только улыбался в ответ. Он начал срывать на ней злость, издеваться. Однажды, например, Мирошкин целый час делал вид, что ласки и поцелуи Тенитиловой его совсем не возбуждают. В какой-то момент Андрей взглянул ей в глаза и увидел там такое отчаяние, что пожалел измученную молодую женщину и через несколько мгновений овладел ею…

Смена закончилась. Автобусы, набитые веселыми детьми, предвкушающими встречу с родителями, катили по направлению к столице. Андрей и Евгения сидели рядом и молчали. «Если вдруг вспомнишь обо мне, приезжай навестить в лагерь, когда начнется следующая смена. Я там до конца августа пробуду», — Женя робко взглянула на Андрея. Она ждала ответа. Ему надо было, наверное, доиграть до конца, начать уверять, что он приедет обязательно, предложить встретиться в Москве во время пересменки. Именно этого она от него ждала. Андрей открыл было рот, но тут дети, увидевшие на дороге долгожданный указатель, начали скандировать: «Москва! Москва! Москва!», перемежая выкрики хлопаньем в ладоши. Мирошкин закрыл рот. Осталось дотерпеть совсем немного, так что нечего с ней церемониться. На глазах у Жени появились слезы. «Ничего, ничего, — вспомнились ему слова Куприянова, сказанные как-то по поводу страдающей Сыроежкиной, — побольше поплачет, поменьше пописает. Хотя, конечно, жалко ее. Обломал я ей сезон охоты. На вторую смену ей поставят другого напарника, что же ей, и под него ложиться? Над ней в «Дзержинце» и так все смеются». Автобусы остановились у метро «Динамо», детей начали разбирать родители. Андрей взял, было, сумку Жени, но она отказалась от его помощи. Холодно поцеловались на прощание и вместе вошли в метро. Несколько остановок проехали рядом, и Андрей подивился, глядя на Тенитилову: что он нашел в ней? Теперь, когда исчезла ее лучистая улыбка, не осталось ничего. «Да, правильно она ездит в летние лагеря. Там, на фоне остатков пионерской романтики, она еще неплохо смотрится. И правильно, что она ездит в ведомственные лагеря, там публика взрослее, нет студентов-практикантов. Эх, обломал я ей…» Евгения вышла, даже почти выбежала из вагона и, не оглядываясь, двинулась к переходу. Больше Андрей никогда ее не видел, и так и не узнал, удалось ли ей выйти замуж за офицера госбезопасности.


Рекомендуем почитать
Гражданин мира

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Особенный год

Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Идиоты

Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.


Деревянные волки

Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.


Сорок тысяч

Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.


Голубь с зеленым горошком

«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.