День Суркова - [47]

— А-а, — протянул Иван Иванович, — ты ей теперь не поможешь. Наверняка, она уже в теле и по поверхности носится.

— Зачем?

— В Аду грешников не лечат. Кто будет антишизофринин, параноидол и обездушивающее переводить? Ну, если только черт. Ну, если только известный.

— А обычные грешники?

— Я же тебе сказал, в тело и на поверхность. Там, Сурков, по-прежнему есть больницы и работают врачи. Или ты настаиваешь, что мы не жили? А, Сурков?

* * *

Обещания дуры обязательно сбудутся. Сурков должен был об этом помнить, и ему казалось вдвойне обидным отдавать заработанные баллы депутату и делиться с бесцеремонной Галей. Вкушать ЛБ Сурков не стремился, его дегустационная карта не могла попасть в пробовательную, но проданным ЛБ можно было пополнить счёт. А при накоплении определённого количества очков, заявить о сдаче на вид или даже на удостоверение. А там, там можно выяснить, почему он, Сурков, скорее мёртв, чем жив, или хотя бы попытаться это сделать.

Сурков извлёк из аппарата голубую карту и с сожалением прочёл текущий остаток:

— Практически все сначала.

— А я тебя предупреждала, — укоризненно промычала Галя.

Не смотря на усердие, она не могла скрыть своего возбуждения.

— Помню, — неохотно ответил Сурков.

— Будешь в следующий раз знать.

— Буду. У тебя-то много очков? Когда шляпу снимешь?

— Ещё не скоро.

— А ЛБ много заказала?

Галя пожала плечами, давая понять, что все относительно.

— Хоть по полной программе?

— Сурков, да какая тебе разница?

— Никакой, но если от этого тебя не проколбасит, я расстроюсь.

— С какой стати?

— Как с какой? Мои ведь очки.

— Ох, и скупердяи вы, мужики.

— Ох, и прилипалы вы, женщины.

— Не знаю, что ты имеешь в виду, но молиться теперь придётся.

— Я это уже понял.

— Давай пока разучим «Господи, спаси», «Отче наш» и «Боже, царя храни».

— Боже, Суркова храни, — басом запел Сурков.

— Клоун, — констатировала Галя.

— Просто дурик. Скажи, Галь, а почему надо Господа славить? Почему нельзя славить, скажем, Суркова?

— Славь, кто же тебе мешает? Только очки за это не идут.

— А если тебя?

— Не думай, что я поделюсь своими очками за фальшивый, льстивый куплетик.

— Галь, скажи, неужели Всевышний не видит того, что даже тебе очевидно.

— Что значит, даже тебе? Ты меня за дуру принимаешь?

— Нет, что ты? Просто это очевидный факт, я подумал…

— Дурак ты, ваше благородие. Очевидный факт, что ЛБ безгранична и бесплатна. А псалмы ты поешь, потому что входишь с Богом в договорные отношения.

— И чем больше пою, тем больше получаю ЛБ.

— Да, это как на Земле, чтобы порядка было больше.

— Скажи, Галь, а это правда, что в Раю был ужасный бардак?

— Ещё какой. Я в самый последний момент сюда попала, но и мне хватило по полной программе.

— А ты ЛБ пробовала?

— Конечно.

— И как тебе?

— Кайф.

— Неужели настолько?

— Сурков, ты когда-нибудь занимался сексом в спортивном самолёте, выполняя мёртвую петлю?

— Нет, но я догадался, как ты сюда попала.

— ЛБ — это ещё круче.

— Хорошо, что ты мне не дала попробовать.

— Почему?

— Убеждён, я бы уже не спрыгнул[4].

— Ерунда. ЛБ — это хорошо, никакой ломки, никакой передозировки, просто с ней в кайф.

— А без неё?

— Не в кайф.

Сурков увидел метнувшуюся наискосок тень, и в следующую секунду Галя полетела через него. Облака пару раз перевернулись вокруг, кто-то торопливо стал извиняться:

— Простите, простите, очень спешу.

— Куда ты несёшься, как угорелый? — возмущалась Галя. — Ты же нас мог на атомы разложить.

— Очень извиняюсь. Я тороплюсь.

— Попадётся тебе РАИшник, будешь знать.

— А, — махнула рукой торопливая душа, — мне всё равно.

— Куда торопишься? — спросил Сурков.

— В ОША, — сказала неизвестная душа и, быстро оторвавшись от облака, скрылась за горизонтом.

— Что такое ОША? — Сурков задал вопрос, но очень долго не получал ответа. Он повернулся к Галине, как и все земные дуры, стоявшую с открытым ртом. Её взгляд постепенно становился осмысленным, и через несколько секунд она сказала:

— Они объявили набор, вот сволочи.

— Кто сволочи? Какой набор?

— ОША, Сурков, это объединённая школа ангелов. А этот Святой мчится в приёмную комиссию. Нет, всё-таки, какие негодяи? Хоть бы объявление дали, — Галина развела руки в стороны, явно собираясь улететь.

— Обожди, — Сурков торопливо схватил Галину, — а ты-то куда?

— Я, Сурков, всю смерть мечтала получить крылья, так что, прощай.

— А как же я?

— Да пошёл ты, — Галина высвободила руку и исчезла так быстро, как только это может душа.

— Нет, я балдею, — вырвалось у Суркова, — у этих, с позволения сказать, Святых, есть элементарное чувство ответственности?

Он, глупо хихикая, направился к ближайшей публичке. Взяв молитвенник, Сурков старательно принялся за зубрёжку. Занятие его быстро сморило, и, в очередной раз вознесясь до небес, Сурков обнаружил, что сидит рядом с древней старушкой, старательно изучавшей латынь.

— Сколько вам лет? — бесцеремонно поинтересовался Сурков.

— Вто-рого года я, — гордо ответила бабушка.

— Тысяча девятьсот? — не поверил Сурков.

— Вто-рого года я, — повысила голос душа.

— Скоро на пенсию, — Сурков сочувственно покачал головой.

— Ты, са-нок, зря это у-чишь.

— Почему?

— Ко-му ты соб-рался за-здра-вные петь?

— Себе.