День счастья – сегодня! - [33]

Закончив, я включил чайник и закурил. Сидя посреди кухни, я смотрел вокруг и вспоминал все то, что хранили в себе эти стены. Многое здесь я помнил с детства. Я всегда раньше удивлялся, почему родители не хотят не то чтобы переехать, а хотя бы сделать капитальный ремонт, снести полностью старое – навести новое. Правда, я постоянно этому удивлялся и перебрал массу причин: от проблемы денежной (хотя я предлагал полностью оплатить все расходы) до проблемы занятости. И в конце концов остановился просто на элементарной лени. А сейчас я понял – это все своего рода декорации их жизни. Как в театре. Их можно подкрасить, подделать, отремонтировать, но суть должна оставаться прежней, иначе они потеряют всякий смысл, а следовательно, смысл потеряет и все остальное.

– О! Илюха! Давно приехал? – раздался голос отца.

Вероятно, я снова очень глубоко нырнул в свои мысли и чувства, потому что совершенно не слышал, как он вошел.

– Здорово, батя, – сказал я, после чего встал и обнял отца. – Как ты?

Щурясь от яркого света, отец несколько не уклюже прошел мимо меня и сел на диван. Волосы его были растрепаны и сбиты куда-то в одну сторону, полоска черных усов как-то слишком сильно выделялась на фоне его бледного лица, отчего те казались ненастоящими. Зевнув, он хлопнул меня по колену, слегка улыбнулся и закурил (я протянул ему уже зажженную сигарету). Мы курили и молчали. Я встал, вытащил из шкафчика над раковиной второй стакан и поставил рядом с отцовским. Отец кивнул. Наполнив оба до половины, я снова уселся на стул.

– Ну как, бать? – вновь сказал я.

– Да ничего, сын, нормально. У тебя как? Как Татьяна? Полинка? – сказал отец, выпуская густую струю табачного дыма.

У меня так никогда не получалось. Дурость, конечно, но почему-то мне всегда нравилось, как отец это делает. Эффектно. С детства мне казалось, что так умеют курить только ковбои и мой папа.

– Нормально, бать, не бери в голову, – соврал я. – Ты лучше скажи… У меня пожить не надумал? Давай, а? Ну что ты здесь?

Отец крутанул головой и вновь затянулся.

– Попозже, Илюх… М-м… Не сейчас. Здесь она еще, а значит, и мне еще здесь надо быть, – сказал отец и осторожно вытер слезинку, выскочившую из левого глаза.

Я видел, что сейчас просто бессмысленно говорить ему что-либо. Он застрял в своем горе, и никто не в силах вытащить его оттуда, кроме него самого. Остается только ждать. Ждать, и ничего более. Пройдут все эти девять, сорок дней, и, может быть, тогда все вернется на свои места. На новые, но на свои. Эх, мама, ну почему ты оставила нас? Это я виноват. Во всем!

Я взял стакан и кивнул отцу. Мы выпили не чокаясь, и я вновь наполнил стаканы.

– Бред, – произнес отец.

– Что? – спросил я.

– Еще недавно ты был совсем соплей, а теперь… Водку вон со мной пьешь. Да еще как пьешь. – На этот раз он первым схватил стакан. – Прям собутыльник, честное слово… Да уж… Ладно, давай за тебя, сын. Чтобы все у тебя наладилось, чтобы выкинул из головы чушь всякую. Тебе жить надо, слышишь? И жить без страха. Жизнь, она страхи всякие сама придумает, нечего их выкапывать.

– Бать, но я… Я запутался, мне необходима помощь. Я не понимаю, что происходит. Я… – Я пытался подобрать слова, но они, словно нарочно, покинули мою беспокойную голову.

– А ничего, сын, не происходит.

Отец замолчал и стал оглядываться в поисках своих сигарет. Он курил простые, без фильтра. Я тут же протянул ему свои, но он брезгливо поморщился. Я знал эту его мину, она означала: «Баловство эти заграничные – дым один. Пшик, и все».

– Это жизнь. Просто жизнь. Иногда все происходит не так, как хотелось бы, вот и все. А в остальном… – Отец посмотрел на фотографии, лежащие на столе, и его глаза вновь наполнились слезами, веки затрепетали, и он отвернулся. – А в остальном… – Он хотел было продолжить, но не успел – его грудь задрожала, он зажмурился и тут же закрыл лицо ладонями.

Мне стало страшно. Да, да, да! Я вновь говорю о страхе. Я смотрел на плачущего отца и не знал, что мне делать. Что дальше делать? Я не понимал. «Просто иногда все происходит не так, как хотелось бы, вот и все», – всплыли слова отца. Ничего себе «не так, как хотелось бы». Да это ад кромешный. Это смерч, пронесшийся по нашей семье, нашим чувствам, нашей любви. Он разметал все, что у нас было, и теперь совершенно непонятно, что у нас осталось, а потому я даже не представляю, что может ожидать нас впереди. Раньше я боялся выдуманной жизни, а теперь боюсь настоящей. И, убейте меня, не понимаю, какая из них страшнее. Кажется, что я недооценивал жизнь и слишком много брал на себя, на свое воображение. Господи, где здесь жизнь?

Я слушал всхлипы отца и курил. Я хотел было поплакать вместе с ним, но в последнее мгновение, когда слезы уже были готовы хлынуть из меня, что-то закрыло все краники и глаза остались сухими. Я не знаю, почему это случилось, но в душе я был рад этому. Мне безум но не хватало матери, мне безумно не хватало отца и всей нашей семьи в целом, но сейчас слезы были лишними – мои слезы. Я боялся испачкать его чистые, наполненные любовью, и только ею, слезы, своими грязными, в которых не было ничего, кроме страха и отчаяния, а также жалости к своей, как мне казалось, ужасной жизни.