День рождения мертвецов - [14]

Молчание.

Я откашлялся:

— Нам, наверное, пора.

Звук от дворников на ветровом стекле был такой, как будто кто-то тер по нему воздушным шариком. Туда-сюда, оставляя на стекле грязные разводы там, где дождь отказывался выполнять свои обязанности. Скрип-скрап, скрип-скрап.

Доктор Макдональд заерзала на своем кресле:

— Конечно, в этом не было никакой его вины, вам хорошо известно, какими могут быть патологоанатомы — короли своего собственного маленького королевства, и каждый, кто проявит хоть малейшую силу воли или станет противоречить им каким-либо образом, немедленно в ответ получит пространную лекцию о том, как делаются дела в «настоящем мире». Ну, я имею в виду, что они могут даже сказать, что…

И опять по новой, снова и снова, и так всю дорогу до Данди. А снаружи — дождь, дворники скрипят и мотор рычит, и все это перерастает в головную боль, которую любой сейсмограф, мать его, может засечь на другом конце света.

В пелене дождя замаячил зеленый дорожный знак — «Олдкасл 5».

Слава Тебе, Господи.

— …и поэтому, когда я повернулась и указала ему на то место, куда был сделан укол — его не было видно из-за укусов на груди, — я подумала, что он сейчас вот-вот взорвется, просто бах — и всё, прямо на том самом месте…

По крайней полосе проревел громадный восемнадцатиколесный трейлер, и старенький «рено» закачался на рессорах, захваченный мощной воздушной струей. Ветровое стекло залепило грязными брызгами из-под колес.

— …в том смысле, что психологически это было именно то самое место, куда следовало смотреть, но поди попробуй даже попытаться сказать ему об этом.

И опять, снова и снова.

Я вцепился в рулевое колесо — представил, что это ее горло, и сжал…

— Эш?

А я все давил и давил.

Молчание. Только рев мотора, дорога, радио и дождь.

Она кашлянула:

— Я ведь вам совсем не нравлюсь, правда? Каждый раз, когда вы смотрите на меня, потом следует небольшая пауза, как будто вы сдерживаетесь, чтобы не забить меня до полусмерти. От меня исходит угроза или я на самом деле так вас раздражаю? Готова поспорить, что это раздражение. Я всегда раздражаю людей, когда нервничаю, а новые люди всегда вызывают у меня нервозность, особенно когда они с ног до головы покрыты ссадинами.

— Может быть… Может быть, нам стоит немного послушать радио?

Снова молчание, а потом короткое:

— О’кей.

Она протянула руку и прибавила громкости. Из динамиков захрипела песня одной из тех эмо-групп, которые так нравились Кети, — сплошные гитары и унылый вокал.

Я скосил глаза на пассажирское кресло. Доктор Макдональд пристально смотрела в боковое окно, обняв себя обеими руками, как будто могла расколоться посредине, и только таким образом можно было удержать обе половинки. Дулась, наверное.

Пока она делает это молча, меня это не волнует.

Автострада взобралась на Перл-хилл, прошла мимо громадного здания «Костко»[30] и начала спускаться вниз. Потом нырнула к Олдкаслу, и перед глазами открылась широкая равнина. Янтарный свет уличных фонарей, как на карте, высветил город. На освещенную прожекторами вершину холма обрушивались порывы ветра с дождем и разбивались о разрушающиеся парапеты. На другой стороне реки мерцали красные сигнальные огни на верхушке блэкволского трансмиттера. На склоне холма едва виднелись жилые многоэтажки и грязные муниципальные дома Кингсмита — словно приливная волна из бетона, готовая все сокрушить и унести прочь. Небо было похоже на избитую жену.

Добро пожаловать домой.

Я припарковал раздолбанный «рено» у обочины и выключил мотор. Макдермид-авеню представляла собой ряд четырехэтажных домов грязно-бежевого цвета, с решетками, ограждающими тротуары, и со ступенями лестниц, ведущих к входным дверям. Пятна спутниковых антенн торчали на стенах из песчаника, словно угри на носу у тинейджера. Эркеры, фрамуги, корявые дубы и буки, выстроившиеся вдоль дороги. С их голых ветвей стекали капли дождя. На заднем плане торчала пара дымовых труб местного крематория, принадлежавшего каслхиллской больнице, — завитки белого пара тянулись к синюшно-серому небу.

Доктор Макдональд взглянула на эту красоту сквозь ветровое стекло:

— О господи…

Пара микроавтобусов телевизионщиков, побитая «вольво» «Би-би-си — Шотландия» и несколько дерьмовых хетчбэков были припаркованы напротив полицейской патрульной машины, перегородившей дорогу почти посредине. Журналюги сидели в машинах, прячась от дождя, зато телевизионщики торчали на улице и, нацепив на лица самое мрачное выражение, снимали стэндапы для следующих новостных выпусков. В одной руке они держали зонтики, в другой — микрофоны и старались не выглядеть слишком возбужденными.

Ублюдки.

Я открыл дверь и выбрался из машины. Ледяной дождь, больно жалил лоб и уши.

— Лучше смотреть вниз и рта не раскрывать.

Доктор Макдональд выбралась из машины вслед за мной, придерживая рукой кожаную сумку — длинный ремень по диагонали пересекал ее грудь, словно персональный ремень безопасности. Пошла вслед за мной, я же направился к бело-синей пластиковой ленте с надписью «ПОЛИЦИЯ». Если повезет, проберемся на место преступления, прежде чем кто-нибудь нас заметит.

Констебль Дагайд стоял по другую сторону ограждения, перед патрульной машиной, сверкая глазами из-под козырька не по размеру большой фуражки. Его флуоресцентно-желтая светоотражающая куртка маслянисто блестела. Как и его рожа. Только куртка не была такой мерзкой.