День Расы - [32]

Мы с Колючкой садимся в машину и молча уезжаем.

9

Лицо Светы покрыто слезами, и я думаю, что все произошло чересчур быстро. Света была готова расстаться с прошлым, но, вероятно, не так, не так. Все рухнуло. Мне понятна каждая мысль, которая появляется в ее голове, потому что это и мои мысли тоже. Слезы бегут по ее щекам и сверкают.

— Врачи сказали, что она наглоталась пуговиц от халата.

— Пуговиц? Как это пуговиц? — спрашиваю я.

— Она откручивала их руками, она не могла их отрезать, потому что ножниц не было, это не разрешается. Откручивала и складывала в тумбочку. Потом начала глотать.

— А кто-нибудь это видел? — Тупой вопрос, точно.

— Соседка по комнате видела, — говорит Света, стараясь представить себе воочию все, что произошло с ее матерью.

В доме престарелых сотни никому не нужных старух. Лишенных право на личную мгновенную смерть. Обреченных на забвение. В отличие от них, мать Светы имела связь с внешним миром, она могла рассчитывать на поддержку, даже если этого не осознавала. Даже если бы отвергала свою дочь.

Моя невеста не собиралась от нее отказываться и вычеркивать из своей жизни.

В доме престарелых пожилая женщина умирает от того, что пластмассовая пуговица застревает у нее в горле. Сутки назад мать Светы, потерявшая большую часть своего разума, решила закусить перламутровыми шариками и задохнулась. Все последние дни, по словам врачей и сестер, она твердила, что собирается поехать в Бразилию и постоянно перебирала вещи. Из ее рта вываливались неуклюжие имена бразильских актеров, выученные наизусть, точно молитва. Соседка по комнате, не менее сумасшедшая, после получаса перечислений начинала орать тонким высоким голосом, словно маленькая девочка, и накрывать голову подушкой. Приходилось колоть ей успокоительное.

Об этом Свете рассказали в доме престарелых.

Слишком быстро. От момента, когда мать Светы увезли на машине скорой до ее гибели в охраняемом здании прошло пять дней. Всего лишь пять. Документы, которые моя блондинка оформляла задним числом, остались наполовину незаполненными. Мы вместе едем утрясать все формальности, связанные с телом и кремацией, а потом едем на кладбище хоронить урну. Пришлось из крематория нести ее мне и чувствовать тепло неостывшего пепла. В машине Света сидела отвернувшись и глядела в окно. Она сказала, что хочет тихих и незаметных похорон.

И вот она плачет у меня на плече. До этого два часа она пребывала в молчаливом оцепенении. Я рассказываю ей про похороны моих родителей, однако ее горе, конечно, больше, сильнее. Смерть превратила ненависть между матерью и дочерью в любовь. И неужели это единственное средство что-либо реально изменить в этой вселенной?

Я не настаиваю ни на чем и не спорю, даю Свете выплакаться.

— Поедем домой, да?

Она как-то вся обмякла. Я не знаю, что делать, когда она упадет в обморок, и нервничаю. Люди из похоронной команды, уходя, сумрачно посмотрели в мою сторону. Видимо, их смущает мой внешний вид. В последнее время я постоянно в движении. Первая часть дня посвящена никчемной работе в офисе, вторая — различным заданиям. Их придумывает либо сам Колючка, либо они поступают от невидимой группы наблюдения. Неуютно чувствовать рядом с собой настоящих профессионалов, умеющих сливаться с окружающей средой и ничем себя не выдавать. Люди-невидимки следят за каждым твоим шагом. За все время моей стажировки я не получил осязаемых доказательств их присутствия рядом с нами. Колючка отказывался выдавать тайну, хотя наверняка и он не видел всего. Он объяснил это тем, что в Сопротивлении есть вещи, о существовании которых он и не подозревает. Человек, посвятивший свою жизнь борьбе, постепенно откроет все без исключения потайные двери. Ему нужно только запастись терпением.

Терпение.

Терпение.

Чертово терпение.

Я боюсь, что у нас ничего не выйдет. Враг слишком силен.

Не хочу быть ущербным и сомневаться. Ярость составляет мою сущность в те минуты, когда я осознаю собственные сомнения.

— Поехали, — говорит Света. Добавляет: — Я не хочу жить в таком мире. — Ее лицо четко вырисовывается на фоне панорамы оскверненных злом улиц нашего города. — Я не хочу жить в таком мире, понимаешь?

Да, я понимаю.

Я думаю о том, что нам с Колючкой предстоит сделать послезавтра.

Я беру Свету за руку.

* * *

Так мы ставим точку на определенном отрезке своего прошлого. Избавляемся от старых вещей. Выбрасываем ненужные книги. Испытываем отвращение к мелочам, которые раньше были дороги и казались незаменимыми. Производим ревизию памяти, чтобы выбросить оттуда накопившийся мусор.

Очищаем сознание от призраков и устаревших взглядов. Все ради единственного — сохранить себя, то лучшее, что осталось после лет вранья и заблуждений. Я — недавно вылупившаяся бабочка, и мои крылья почти высохли, почти готовы для полета. А быть может, я уже лечу. Один шаг до полного осознания собственного «я». Смерть матери Светы завершает для нас двоих подготовительный этап, а на следующий день моя невеста говорит мне, что намерена подать заявление и уехать жить в колонию-ангар Русколань. Впрочем, название может быть каким угодно, и не это главное. Света не в состоянии больше быть здесь и испытывать постоянное давление. Она просит меня помочь ей.