День после ночи - [2]
Поначалу Теди боялась, что сходит с ума, но позже, осознав, что никто не догадывается о ее тайне, перестала думать об этом и сосредоточилась на будущем.
Она решила поселиться в кибуце, где все пропахло молоком и апельсинами, и постараться забыть о прошлом, обо всем, что случилось прежде. Память – враг счастья. Теди уже позабыла и название корабля, на котором приплыла в Палестину, и крепыша-грека, державшего ее за плечи, когда в приступе морской болезни ее выворачивало над ведром. Интересно, можно ли выучить иврит так, чтобы разучиться говорить по-фламандски?
Теди дала себе зарок: покинув Атлит, в ту же минуту забыть все, что связано с этим местом, – грязный уродливый барак, девушек со всех концов Европы, и милых, и неприятных. Забыть бесконечно долгие дни, иссушающую жару, горы вдали, застывшие голубым миражом, чудаковатых волонтеров из ишува, как здесь называют еврейское поселение.
Она начнет все с чистого листа, словно только что родилась. Теди тешила себя мыслью, что скоро у нее будут документы с новым – еврейским – именем. Она станет как другие пионеры, все эти парни и девушки, уроженцы Польши и Румынии, поющие о Земле Израильской и мечтающие о жизни, наполненной работой на ферме и народными танцами. Летние сионистские лагеря привили им, сыновьям и дочерям учителей и лавочников, любовь к труду. Эти дети постоянно рассказывали, как им хочется пахать, возделывать землю, бороться и строить новое государство. Они, не оглядываясь, шли навстречу будущему. Ей казалось, что они просто замечательные.
Парням-сионистам Теди тоже понравилась, хотя она, разумеется, знала: все дело в ее фигуре и светлых волосах. Ребята порой бывали высокомерны и даже грубы; один, помнится, назвал Теди в лицо «изящной штучкой». Конечно, никто из них не хотел ее обидеть, но ей все равно было не по себе. В Амстердаме девушки с голубыми глазами, узкими бедрами и широкими плечами встречались сплошь и рядом. И у нее самой, и у многих ее знакомых в семье имелись лютеране – один из родителей, или, по крайней мере, дед или бабка, так что вплоть до сорокового года, когда родственники нееврейской крови в одночасье сделались на вес золота, упоминать о чьем-либо смешанном происхождении считалось признаком дурного тона.
Теди зевнула и потянулась. В бараке ее по праву считали непревзойденной соней: она отключалась, едва коснувшись головой подушки, а просыпалась так поздно, что частенько не успевала на завтрак. Опустив пятки на цементный пол, Теди поняла, что в бараке никого нет, и быстро натянула застиранное синее платьице, открывавшее ноги чуть больше, чем следовало, хотя и не столь бесстыдно, как короткие бриджи, что носили некоторые девушки.
На койке у самого выхода Теди заметила Зору, свернувшуюся калачиком. Теди постаралась закрыть дверь как можно тише, а потом со всех ног кинулась в уборную, по дороге уговаривая себя не волноваться: ведь в Атлите остаться голодным невозможно. Запасы чая или сахара на кухне могли иссякнуть, но там всегда было вдоволь хлеба и салата из помидоров и огурцов, по мнению местных идеально подходившего для завтрака. Сидя в уборной, Теди попыталась вспомнить, как на иврите будет «помидор».
– Агвания! – воскликнула она.
– Что? – спросили из-за перегородки.
– Простите, я думала, здесь никого нет, – смущенно пробормотала Теди.
– Агванию тебе в столовой дадут. Только беги быстрее, а то они скоро закроются.
Теди решила спросить Нурит, одну из преподавательниц иврита, как будет «огурец», но потом вспомнила, что на сегодня занятия отменены. Одна из политических партий призвала к забастовке против британцев, и учителя примут участие в демонстрации. А это значит, что никакого иврита, никакой гимнастики – никакого разнообразия.
Внезапно ей представился день, пустой и долгий, который надо прожить среди абсолютно чужих, не понимающих ее людей. В отличие от большинства обитателей Атлита, идиш не был для Теди родным языком. «Эта грязная тарабарщина» была запрещена в доме ее матери, хотя она слышала, как на идише говорил дед, и неплохо выучила этот язык за время пребывания в лагере для перемещенных лиц и по дороге в Палестину. С каждым днем она все лучше понимала иврит, но слова по-прежнему давались ей с трудом. Очень часто они казались ей анаграммами, случайными наборами букв. Их Надо было как-то сложить, чтобы получилось слово.
– Аг-ва-ния, – прошептала она, умываясь. Приятное слово, неплохое имя для кошки. Она уже давно мечтала о кошке – пятнистой, черно-рыжей. «Интересно, есть такие в Палестине?» – подумала Теди. Надо будет кого-нибудь спросить. А заодно и как будет «огурец».
Громкие крики вывели Теди из состояния мечтательной задумчивости. А потом, услышав в отдалении паровозный свисток, она улыбнулась. Прибывают новые иммигранты, значит, теперь день пройдет быстро и не придется слишком много думать.
Она присоединилась к толпе, продвигавшейся к юго-западному концу лагеря, к тому месту, куда должен был подойти поезд. Несколько девушек поздоровались с ней, а двое парней попытались перехватить ее взгляд. К Теди подбежала Ханна, луноликая и жизнерадостная. Протянула яблоко. Кажется, Ханна тут всех знала по имени.
Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».
Пятьсот лет назад тверской купец Афанасий Никитин — первым русским путешественником — попал за три моря, в далекую Индию. Около четырех лет пробыл он там и о том, что видел и узнал, оставил записки. По ним и написана эта повесть.