День плиточника - [23]

— К сожалению, телефона здесь нет.

Торстен был не слишком уверен, иностранка ли она. Но вот с пониманием у нее точно есть сложности. Он чувствовал, что размякает.

— Здесь поблизости живет некто Петтерсон. Очень услужливый человек. Тачку нам одолжил и пару лопат. Может, и позвонить разрешит, если мой коллега пойдет с вами и потолкуем с ним.

Пока Торстен говорил (а для него это была невероятно длинная речь), он всматривался в лицо женщины. Нет, вряд ли она зарится на его бумажник. Лицо широкое, открытое. Голубые глаза глядят прямо и даже твердо. Вокруг одного — темные желтоватые тени. Она что же, налетела впотьмах на дверь, или ее вправду кто-то ударил? Лицо вообще-то говорит о сильном характере — чуть широковатое, очень открытое и какое-то растерянное. А в холодной голубизне глаз почему-то сквозит усталость. Будто они насмотрелись на всякие ужасы. И вот теперь пристально глядят на него.

На миг он оказался как бы во власти этого взгляда. И ничего не имел против. Люди редко так пристально глядели на него, даже не припомнить, когда это было последний раз. Он провел ладонью по щетинистому подбородку. Утром не успел побриться, только кое-как ополоснул лицо холодной водой. Да и позавчера, кажись, тоже не брился. Позавчера было так давно, что он напрочь запамятовал, чем в тот день занимался. И, как назло, гостья заявилась именно тогда, когда он хотел вернуться к работе. К своей стене, первой за такое долгое время. К тому единственному, что придавало этому дурацкому дню хоть какой-то смысл.

А теперь он, ясное дело, нипочем не закончит.

— Стыдно сказать, но он выставил меня и детей за дверь, заперся на замок и не пускает нас в квартиру. Единственный шанс — поговорить с ним. Стоять на лестнице и стучать без толку. Поэтому мне нужен телефон.

Торстен долго медлил, так долго, что младший ребенок опять расплакался, а это отнюдь не способствовало разговору. Хоть бы Щепка, будь он неладен, пришел да подсказал что-нибудь дельное.

Во всяком случае, вроде не иностранка. Ну а соображает медленно, скорей всего, от неимоверной усталости. Может, ей давно не удавалось как следует выспаться?

— Не знаю, — нерешительно сказал Торстен. — Раз уж так плохо дело, может, лучше властям позвонить, а?

У женщины вырвался короткий невеселый смешок. Торстен прикусил губу. Не успел договорить — и сразу понял, что совет не слишком удачный. Да и не ему соваться с такими советами. Сам-то скорей бы с голоду помер, колючую проволоку поверху забора протянул и запустил в «сад» голодных овчарок, чем с властями связался, будь они неладны. Он аж вздрогнул, вспомнив, каково ему пришлось во время недавней переписи населения. Женщина покачала головой и пошла к двери, но детей с собой не взяла. Оба мальчика сидели на полу и оглушительно орали. Щепка, который, оказывается, все же торчал наверху, сейф этот дурацкий обнюхивал, спускался по лестнице, вроде как медленно, нетвердой походкой. А бледный какой, без кровинки в лице. Уж не надорвался ли? С него станется поднимать эту окаянную бандуру.

Явно не по себе мужику, думал Торстен. Что-то с ним определенно не то, только не пойму, в чем дело. Руку ко лбу прижимает, ровно от боли. Или может, глазам своим не поверил, как увидал тут эту дылду с детьми.

— Слушай, ты как? — спросил Торстен.

— Не очень. Плоховато себя почувствовал, но сейчас уже лучше.

— Я же говорил, незачем тягать этот чертов сейф. Чушь ведь собачья.

— Кто она? А дети откуда? Чего ей надо?

— Позвонить хочет. Но телефона тут нету. Муж ее выгнал.

Щепка рассеянно смотрел на младшего из малышей, который по-прежнему орал во все горло.

— Бедняжка! А малышам-то каково! Они ведь даже ругаться не умеют.

Малыш умолк, словно смекнул что-то, и вдруг просиял. Но Щепка уже не смотрел на него. Думал о своем, будто и впрямь никак не мог оторваться от собственных мыслей.

— Слушай, все ж таки дурной это дом. Сплошные странности. Жуткое дело! Одному Богу известно, выйдем ли мы отсюда живыми. А дети тут зачем? И с какой стати ей приспичило звонить? Неужто дома телефона нет? — Он снова глянул на детей — старший спрятался за спиной у матери и лишь изредка осторожно оттуда выглядывал — и добавил: — Может, они кушать хотят?

— Съестного у нас не осталось. Кстати, пить тоже нечего. Как ни странно, — заметил Торстен.

Между тем женщина, подхватив малыша, энергичным шагом исчезла в передней, буквально волоча за собой старшего мальчонку.

— Черт, так все же нельзя! Ну на что это похоже, черт подери! Мы не можем оставить ее на произвол судьбы! Дай-ка я хоть гляну, куда она направилась.

— Валяй, — кивнул Торстен. — Я здесь побуду. А ты ступай присмотри за ней. Или лучше наоборот сделаем?

— Ну уж нет. Только бы мне ее догнать.

— Ага. Главное — не нервничай.

— Мы когда-нибудь разделаемся с этой окаянной плиткой?

— Мне и самому любопытно. Ступай! А то ведь не догонишь.

ЧЕЛОВЕК С ЗОЛОТЫМИ РЫБКАМИ

Забрала детей и ушла. Ушла, мрачно и серьезно бормоча что-то насчет всяких мошенников, что хозяйничают в чужих домах, насчет алкашей и аморальных типов, она, мол, непременно кой-кому расскажет, что тут творится. Расскажет, какие молодчики нынче дома ремонтируют! А сама понятия не имеет, куда теперь идти. С малышом на руках она нерешительно остановилась возле изгороди. Старший мальчонка напоследок поглядел на дом. Очень его заинтересовали смешные старые дядьки. Раньше он никогда таких не видел. Вот бы остаться и поиграть со Стигом. Мальчик шел так медленно, что мать прицыкнула на него, и он, жадно высматривая Стига, все-таки зашагал побыстрее. Уже успел усвоить правила.