День независимости. Часть 2 - [34]

— ОМОН! — рявкнул автоматчик, и мимо него в зал пробежали другие бойцы.

Саксофонист оборвал мелодию, растерянно опуская инструмент. Все смешалось. Группа бритоголовых парней, любезничавших с девицами в темном углу зала, бросив подруг, ринулась к пожарному выходу.

— Стоять! Руки за голову!

Сопровождаемые тычками, парни покорно улеглись на пол, широко раздвинув ноги и сцепив пальцы на бритых затылках. Омоновцы проверяли их карманы.

— Командир! — окликнул боец милиционера атлетического телосложения, держа двумя пальцами за рукоятку найденный пистолет.

Атлет, как и остальные, прятавший лицо под маской, обвел зал рукой.

— Отлично. Проверить всех.

Прикрываемый автоматчиком, он вошел в бильярдную.

Завсегдатаи, отложив кии на столы, выстроились вдоль стены, попирая ее руками. Забросив автомат на плечо, их сноровисто обыскивал омоновец.

— Есть что, Кирьянов? — спросил атлет.

Тот повернулся и молча покачал головой.

Догадавшись, что перед ними старший, от стены отделился немолодой мужчина в костюме строгого покроя и, не скрывая эмоций, стал возмущаться:

— Что это значит?! Я заместитель префекта округа.

— Ничего особенного, — ровно ответил атлет. — Плановая проверка документов.

— Удосужьтесь представиться. Завтра я буду разговаривать с вашим начальством…

— Бога ради. Сколько душе угодно. Я — старший лейтенант Васильев, командир взвода ОМОНа… Середа, ты досмотрел господина префекта?

— Пустой, — ответил боец.

— Тогда вы свободны, не смею больше задерживать.

Гордо вскинув голову, чиновник прошел мимо старшего лейтенанта, процедив напоследок:

— Это возмутительно! Безобразие…

Проверка заведения принесла изъятый пистолет, на который у посетителя не оказалось разрешения, горсть пакетиков с опием и нож. Когда задержанных отвели в спецавтобус, Васильев поманил к себе бармена.

— Этот не появлялся? — показал ему фотографию.

Бармен отрицательно затряс головой.

— Ты уверен?

— Точно, не было. Да его каждый день по телеку показывают. Разве б не узнал?

Старший лейтенант убрал фото в нагрудный карман.

— Если увидишь, звони 02.

Спустя полчаса ничто не напоминало о визите ОМОНа. На крохотной сцене по прежнему наигрывал джаз. Между столиков ловко лавировали официанты, обслуживая поздних клиентов…

* * *

Сажин засиделся на работе допоздна. На столе светила настольная лампа под зеленым абажуром, подле нее валялась пустая пачка сигарет. Это уже третья, выкуренная за сегодняшний день. Голова разламывалась; не помогала даже таблетка анальгина, принятая еще засветло.

Уже десятое, а наработок практически ноль. Выходит, они даром хлеб едят, раз не могут выловить опаснейшего террориста, угрожающего жизням москвичей.

Они все делали правильно. Омоны и Собры день за днем чистили злачные места города; не осталось, наверное, такого увеселительного или игорного заведения, куда бы они не наведывались. Участковые шерстили гостиницы: официальные и нелегальные, проверяли притоны; группы задержания круглосуточно работали на вокзалах и в аэропортах, но тоже без ощутимого результата.

Нет, результаты, конечно, были. Отловили злодеев, числившихся долгое время в Федеральном розыске, попутно раскрыли массу преступлений, но главное, для чего все это было затеяно, — задержать Журавлева, пока не удалось.

По телевидению и в газетах появлялись предупреждения и фото наемника, в милицию поступали тысячи звонков, и на каждый приходилось реагировать. Журавлева видели на Речном вокзале, на станции Москва-товарная, в парке на Филях и в Раменках. Вроде бы видели, а вроде бы и нет. Разыгрывалась та же массовая истерия, что и неполный год назад, когда в столице взрывали дома чеченские диверсанты.

Сеть раскинута по всей Москве, но Сажин чувствовал: преступник просочился сквозь ее ячейки. Он здесь, в многомиллионном городе, и пока затаился. До поры, до времени. А времени оставалось мало.

48

Москва. 12 июня.

7 ч. 30 мин.

Будильник настойчиво трезвонил. Оторвав голову от подушки, Васильев, вгляделся в расплывающиеся цифры, пересилил себя и, осторожно убрав с груди руку жены, поднялся. Она даже не проснулась.

Отключив звонок, он замер у полки с прислоненной к книгам, выцветшей от времени фотографией, задумчиво глядя на двух молодых солдат, беззаботно улыбающихся в объектив камеры.

В плохом настроении он ушел в душ, костенея под ледяными струями воды. Обтираясь полотенцем, бросил взгляд на зеркало, в котором отражался рано седеющий мускулистый мужчина с печальными глазами, коснулся пальцами старого пулевого шрама на плече.

«А случись столкнуться с Журавлем, узнал бы меня или нет?.. Наверное, нет. Слишком много воды утекло…»

Он действительно сильно изменился за четырнадцать лет. Где тот худощавый парнишка, с трудом подтягивающийся на турнике и умирающий на марш-бросках, на котором обмундирование висело, как на вешалке?.. После ранения он дослуживал в Союзе; демобилизовавшись, устроился на работу в казавшийся тогда экзотическим ОМОН, куда афганцев принимали с распростертыми объятиями. Он был и рядовым бойцом, и, отучившись в Школе милиции, поднялся до командира взвода. Успел повоевать в горячих точках, то и дело вспыхивающих на Северном Кавказе, отличился в Чечне, и на груди его уже не умещались награды…