День минотавра - [20]

– Иди к нам, – пригласил ее Икар, проявив благородство, правда, без особого энтузиазма, так как на самом деле лепешек было гораздо меньше, чем требовалось. Тея еще не поняла, какой у минотавра аппетит.

– Слишком много есть – вредно, – объяснила Пандия. – Одна моя знакомая, к счастью не очень близкая, съела столько, что сама стала сладкой, и голодный дикий медведь, прятавшийся за деревом, проглотил ее целиком, ни кусочка не оставил. Представляете? Свою собственную кузину!

Перед едой, как обычно, Пандия привела себя в порядок. Она расчесала хвост, вычистила лайковые сандалии и аккуратно, чтобы концы были одной длины, завязала пояс из кроличьего меха.

– Я сочинил о медведях стихотворение, – сказал я. – Оно начинается так:

Медведи любят – ники все:

Брус-, чер– и земля-нику.

Забудут вмиг о колбасе,

Наткнувшись на клубнику.

Но любят более всего

Отведать сладкой булки,

Ну, той, что мы берем с собой

На дальние прогулки.

А вот еще одно, о страшном медведе, который съел твою знакомую:

Косматейший, бурейший,

Толстейший, голоднейший —

Из всех медведей он,

Наверно, медведейший!

– Мне очень нравятся твои стихи, Эвностий, – сказала Пандия. – Они почти такие же красивые, как твой хвост, а он такой элегантный. Но от всех этих разговоров о медведях мне так захотелось есть, что я даже не могу воспринимать поэзию.

Икар протянул ей наши медовые лепешки, которые были завернуты в льняной платок.

– В округе нет ни одного дикого медведя, – заметил он.

Мы и оглянуться не успели, как Пандия проглотила почти все, что было в платке, а оставшиеся кусочки быстро спрятала в свою тунику.

– Мы будем собирать камни? – спросил Икар. – Тельхины из них что-нибудь сделают для нас. Камни можно складывать в корзину.

– Мне бы хотелось иметь амулет от стригов, – сказала Пандия и пошла следом за Икаром на каменную гряду. По дороге она выуживала из туники кусочки лепешек и клала их себе в рот.

Тем временем Тея ела морковку. Она откусывала ее так аккуратно, что совсем не было слышно хруста. Легкий ветерок сдувал волосы с ее ушей, а она свободной рукой снова прикрывала их локонами.

– Тея, – сказал я, – ты похожа на испуганного кролика.

Она улыбнулась и наморщила нос:

– Только усов не хватает.

А затем Тея вновь превратилась в женщину, и волосы ее были такими мягкими, а руки такими маленькими и изящными, что я чуть не заплакал, и мне безумно захотелось, чтобы она утешила меня, прижав к груди, как маленького, обиженного мальчика.

– Тея, – прошептал я.

– Что, Эвностий?

– Тея, я…

– Хочешь морковку?

– Нет.

– Что ты делаешь, чтобы она была такой хрустящей и желтой?

– Удобряю, – сказал я. – Главным образом рыбьими головами.

И в этот момент, как теплый луч солнца, внезапно пробившийся сквозь тучи в пасмурный и холодный день, в меня вселился то ли бог, то ли демон, я взял из рук Теи морковку, а затем крепко ее обнял. Я сделал то, что казалось мне совершенно естественным, таким же естественным, как принять душ в фонтане или встать на колени, рассматривая бутон мака. Но, повинуясь богу (или демону), я совершенно забыл о своей недюжинной силе. Наверное, я был чересчур груб, и, конечно, Тея не ожидала от меня ничего подобного. Она лежала в моих объятиях, как пронзенный стрелой фавн. Я сломал ей позвоночник, мелькнула у меня страшная мысль. Сокрушил своей звериной силой это нежное создание, будто крепко сжал в руке хрупкое яйцо ласточки.

– Тея, – простонал я, разжав руки, но все еще поддерживая ее. – Тея…

Со спокойным достоинством она отвергла мою помощь и сказала:

– Эвностий, мне стыдно за тебя. Ты ведешь себя, как Мосх.

Лучше бы она отругала меня, ударила, но не наказывала, как нашкодившего ребенка или гуляку-кентавра. Да еще к тому же сравнила с Мосхом!

Я сердито выпалил:

– Он целует всех подряд. А ты прожила в моем доме целый месяц, и до сегодняшнего дня я даже ни разу не прикоснулся к тебе. Но я не евнух.

– Я же говорила, что ты для меня – как брат.

– Я не хочу быть твоим братом. У меня нет к тебе никаких братских чувств. И потом, у тебя уже есть Икар. Я хочу быть…

– Отцом? Действительно, ты на десять лет старше меня.

– Нет, это еще хуже. Мне не нравится твой отец.

– Не нравится? Но ты же никогда его не видел. Он такой красивый и гордый!

– Я знаю его! – ответил я. – Мне не хотелось тебе говорить, но я был знаком с ним еще до твоего рождения.

У Теи перехватило дыхание.

– В лесу?

– И я знал твою мать, дриаду.

– Я не хочу о ней ничего слышать.

– Нельзя рассказать об отце, не упомянув мать. – И я громко крикнул: – Икар! Пандия!

Они появились из-за гряды. Руки у них были грязные. Вдвоем они тащили полную корзину камней.

– Медведи? – прошептала Пандия, глядя на меня округлившимися от ужаса глазами. – Нас сейчас съедят?

– Нет, медведей нет, – сказал я. – Мне просто нужно вам что-то показать.

В миле от поля Драгоценных Камней, на маленькой, заросшей мхом и папоротником просеке, стоял обгоревший пень, который когда-то был величественным дубом. Сквозь разрушенные стены виднелись остатки лестницы, которая спиралью поднималась вверх и обрывалась в пустом пространстве.

– Это дерево вашей матери. – И я рассказал им об Эаке, их отце.