День Литературы, 2010 № 11 (171) - [32]

ГЛАВА ИЗ РОМАНА “В РАЮ НЕ ТЕСНО”

заметил интересную особенность, которую никак не мог себе объяснить: к концу каждого месяца объём работы в Секретариате почему-то резко возрастал. Никаких видимых причин для этого не было. Союз писателей СССР производственного плана не имел, поскольку ничего материального не производил. Тем не менее, всё двигалось по странной схеме, характерной для всей страны: первая половина месяца – раскачка, последняя неделя – аврал.

В мои обязанности входила подготовка материалов для заседаний рабочего Секретариата – мозгового центра писательского Союза. Секретариат избирался на съезде, который проходил один раз в пять лет, и в его состав входили ведущие писатели страны, представляющие литературу всех шестнадцати братских республик – от Эстонии и Белоруссии до Грузии и Туркменистана.

Из многочисленного состава Секретариата, который являлся скорее вывеской Союза писателей СССР и демонстрацией дружбы братских литератур, избирался, так называемый, рабочий Секретариат. Он состоял из двенадцати писателей, чьи имена были хорошо известны читающей публике и чьё творчество полностью соответствовало принципам партийности советской литературы. Именно рабочий Секретариат осуществлял каждодневное руководство громадной писательской империей, объединявшей более десяти тысячи профессиональных писателей, творивших на необозримых просторах Советского Союза и создававших литературу на семидесяти четырёх языках наций и народностей великой державы.

Заседания рабочего Секретариата проходили один раз в две недели и были очень престижными. Приглашение рядового писателя для участия в заседании Секретариата было равнозначно тому, как если бы простого жителя африканского племени допустили на ритуальное сборище шаманов.

Круг вопросов, которые обсуждались на заседаниях рабочего Секретариата, был необычайно широк – от выделения денег на ремонт Домов творчества, принадлежащих писательскому Союзу и разбросанных по всей территории страны, до исключения из Союза писателей СССР инакомыслящих литераторов, бросивших вызов сплочённому коллективу "сподручных партии" – так унизительно назвал писателей генсек компартии Никита Хрущёв на одном из партийных съездов.

Согласовать и утрясти с руководством писательского департамента повестку дня очередного заседания рабочего Секретариата, подготовить проекты решений и постановлений по основным вопросам повестки, вовремя направить каждому секретарю материалы предстоящего заседания – таковы были мои главные обязанности. Работа очень суетная, но она давала мне возможность быть в курсе всех основных событий, которые переваривались в котле писательского департамента. В круг моих обязанностей входило также беглое протоколирование заседаний Секретариата, что впоследствии оказалось неоценимым архивным богатством.

Проходили заседания, как правило, под председательством первого секретаря писательского Союза Георгия Маркова. Он был автором остросюжетного романа о становлении советской власти в Сибири, который принёс ему заслуженную славу. В последующих произведениях он не смог преодолеть заявленную планку, но золотая пыльца славы навсегда легла на плечи сибирского писателя.

У него был громадный авторитет в писательской среде, поскольку его отличало редкое умение держать точно выверенную дистанцию со своими коллегами, демонстрируя при этом внешнее расположение к каждому из них. Он был ярым противником крайних оценок, но всегда чётко и недвусмысленно подчёркивал свою партийную позицию в вопросах творческой деятельности Союза.

Внешность Маркова адекватно соответствовала бесцветности и маловыразительности той литературы, которой он был призван руководить. Он ходил в строгих чёрных костюмах, улыбался крайне редко, полагая, видимо, что душевная теплота может быть истолкована писателями как некая идейная слабость. Говорили, что в семье он был необыкновенно мягок, добр и демократичен.

В отсутствие Маркова руководил заседаниями Секретариата Сергей Сартаков, который неофициально считался вторым секретарем Союза. Он, как и Марков, был выходцем из далёкой сибирской деревни. Дух землячества и глубокая любовь к своей малой родине – Сибири, освящали искреннюю дружбу двух этих писателей, чьё творчество было широко известно в самой читающей стране мира. И Марков, и Сартаков дистанцировались от горячих схваток и склок, характерных для любого творческого коллектива, уделяя главное внимание сплочённости писательского сообщества и его идейной незыблемости.

Тандем Марков – Сартаков напоминал мне тактику двух следователей, применяемую на Лубянке. Один был жёсткий, что обеспечивало дисциплину в Секретариате, другой – лояльный и добрый, что создавало некую видимость свободомыслия в творческой среде. Если Марков на заседаниях Секретариата открыто демонстрировал свою позицию проводника политики партии в литературе, резко осуждая всякого рода отклонения от главной линии партии, то Сартаков больше упирал на качество литературы и как бы сглаживал, нивелировал остроту выступления первого секретаря. При всём различии своих подходов к оценке литературного процесса оба они честно служили своему идолу коммунистической партии, которая чётко выполняла главное напутствие Сталина: держать в прочной идейной узде советских писателей, сохраняющих в своих генетических корнях память о тех временах царского правления, когда русская литература позволяла себе говорить устами Достоевского и Толстого всю правду о своём времени.