День Литературы, 2010 № 10 (170) - [12]

Материалы подготовлены пресс-центром СПР

Анатолий АВРУТИН ВЕЧНЫЙ ЗАКОН ПРИРОДЫ

Субъективные заметки

По давней своей привычке анализировать фразу и так и этак, выискивая не сразу слышащиеся, потаённые смыслы сказанного, уже почти четыре десятилетия не могу мысленно время от времени не возвращаться к давнему, принесшему некогда большую известность автору и вызвавшему немало споров стихотворению Станислава Куняева "Добро должно быть с кулаками...". Я вообще пристрастен к поэтическим оговоркам, к фразам, могущим нести совсем иной, к основной мысли автора отношения не имеющий, смысл. Поэт оговаривается невольно, чаще всего – не думая о двусмысленности сказанного, но именно в этом втором, не сразу слышимом, значении изречённого зачастую кроется нечто, способное рассказать об авторе куда больше безошибочно однозначных его творений.

Вот и впервые прочитав куняевское стихотворение, я невольно подумал: "А ведь автор прав не только в том смысле, в котором он произнёс фразу, имея в виду необходимость уметь давать отпор злу силой (кулаками), но и совсем в другом, о котором в то далёкое время и говорить не смели. Я говорю о "кулаках", самой трудолюбивой и самой пострадавшей от репрессий части русского крестьянства. Ведь, если вдуматься, добро действительно должно было быть именно у них, а не у экспроприировавшей его пьяни, тогда ни о каких голодоморах в стране и речи бы не было... Не уверен, что сам автор сознательно заложил в стихотворение потаённый смысл, но убеждён в другом – потаённое так же соответствует жизненной философии автора, как и лежащая на поверхности основная мысль, от которой, насколько мне известно, автор впоследствии вообще отказался... И даже написал стихи, в которых открещивался от старых "ошибок". Не снимая, правда, с себя ответственности за изречённое, что тоже немало говорит о личности автора:

Неграмотные формулы свои

Я помню. И тем горше сожаленье.

Что не одни лишь термины ввели

Меня тогда в такое заблужденье...

Убеждён, что масштабность произведения напрямую связана с масштабностью личности автора и создавать значительные вещи способен лишь литератор, сам являющийся человеком незаурядным...

Кстати, открестившись от своей знаменитой формулировки, С.Куняев, по всей видимости, ещё не раз возвращался к мысли о правильности своего поступка. Взять хотя бы строки из стихотворения "Вызываю огонь на себя...", датированного 1986 годом:

Плюнул. Выстоял. Дух закалил.

Затоптал адский пламень ногами.

Ну, маленько лицо опалил,

Словом, вышло добро с кулаками.

Одним словом, автор пришёл сам и привёл читателя к заключению о том, что добро должно быть сильным, а сила – доброй, причём и то и другое могут счастливо сочетаться...

Хорошо помню, как радовался я, тогда совсем ещё "зелёный" поэт, жадно проглатывавший всё лучшее, что появлялось в бившей ключом поэтической жизни страны, когда в центральном книжном магазине Минска мне удалось купить только что изданную книжку стихов Станислава Куняева с волевым прищуром цепких авторских глаз на обложке. Я тогда поставил её на полочку рядом со сборником ещё одного полюбившегося мне поэта – Владимира Соколова, чьё стихотворение "Паровик. Гудок его глухой...", написанное в далёком пятьдесят девятом, тотчас же выучил наизусть. И до сих пор отношу его к самым вершинным достижениям поэзии двадцатого века.

В то время "модные" шестидесятники собирали громадные аудитории, на поэтические вечера было не пробиться, сборники Евтушенко или Вознесенского спекулянты из-под полы продавали по десятикратной цене... И покупали, хотя сегодня, когда книжный "бум" давно прошёл, те же томики по дармовой цене валяются в букинистике – безжалостное время всё расставило на свои места. Куняев и тогда был популярен у истинных ценителей поэтического слова, хотя читать с завыванием собственные вирши никогда не умел. Да и по стихам уже тогда чувствовалось, что по взрывному авторскому темпераменту не усидеть ему на кочке "тихой лиричности", мало ему этого, тесно ему там. Как выразился критик Владимир Бондаренко, Куняев "осознанно шёл к борьбе, к ярко выраженной гражданской позиции, к ораторской публичной интонации". Зато сегодня куняевских книжек в букинистике, во всяком случае, минской, не встретишь – не сдают...

Хочу оговориться – моим единственным поэтическим кумиром никто из перечисленных поэтов никогда не был, как не был единственным кумиром и никто другой, включая гениальную плеяду поэтов Серебряного века, самого блистательного, самого романтического, на мой взгляд, периода в русской поэзии. Просто они входили в душу, чтобы остаться там уже навсегда, – Блок, Есенин, Ахматова, Волошин, Георгий Иванов, Пастернак, Цветаева, Ходасе- вич, Белый, Ман-дельштам, Бальмонт, Северянин, Хлебников, Елагин, Клычков... Советская поэзия, особенно комсомольская, прошла почти по касательной, хотя Заболоцкий, Мартынов, П.Васильев, Тарковский, Петровых, Самойлов, Жигулин, Слуцкий – в той степени, в какой их, вечно замалчиваемых и принижаемых, можно называть "советскими поэтами", – безусловно, оставили своим творчеством след в сердце. И дело, скорее всего, не только во взаимоотношениях общества и поэта. Бродского Отчизна, вроде бы, тоже не очень жаловала, а не трогают меня его филигранные выверты, не чувствую я за ними какой-то истинной боли, которая, вонзаясь строчками в плоть, и твою душу кричать заставляет...