День Литературы, 2010 № 07 (167) - [19]

На пороге стоял бомжара Ваня, держа за руку маленькую щекастую девочку. В другой руке у него был бесформенный пакет.

– А вы не ждали нас, а мы припёрлися, – произнёс он нараспев, переступая порог.

– Боже… Неужели это может быть, – прошептала Мария Константиновна.

Из кухни вышел и остановился Зайцев. Он, видимо, хотел что-то произнести, но рот его открывался и закрывался, не издавая ни единого звука.

– Значит так, Маша… Натали в наличии, прошу убедиться… Здорова и хороша собой. А это, – он протянул женщине безобразный, отвратительный, мятый целлофановый пакет. – Это ваши деньги. Прошу убедиться – сто тысяч долларов. Или около того… Какая-то сумма могла быть уже потрачена.

Когда Ваня прошёл на кухню, глазам его предстала странная картина – не дождавшись его, Зайцев вскрыл принесённую бутылку, наполнил чашку водкой и выпил её залпом.

– И можете думать обо мне всё что угодно, – вполне внятно произнёс он и обессилено опустился на табуретку. – Теперь можно и чайку…

– Поскольку чай я уже пил, – произнёс бомжара, беря бутылку, – то мне должно быть послабление, – и он великодушно наполнил не только свою чашку, но и зайцевскую.

– Ваня, а я? – напомнила о себе Мария Константиновна, появившись в дверях.

– Вы что-нибудь понимаете? – спросил у неё Зайцев.

– А зачем? – простодушно удивилась женщина. – Девочка дома, деньги на месте… Что тут ещё понимать? Не хочу я ничего понимать.

А в дверях стояла румяная, щекастенькая девочка и молча улыбалась, глядя на бестолковых взрослых.

Зайцев не мог в тот же вечер прийти к Ване в общежитие, как ему хотелось, он пришёл через несколько дней. И да, совершенно правильно вы подумали, – направился Зайцев сначала в Елисеевский магазин, единственное в Москве место, где можно купить неподдельную водку и съедобную колбасу. Следователь справедливо рассудил, что его лучший друг и соратник бомжара Ваня вполне заслужил и то, и другое.

– Ну, что, капитан, задавай свои вопросы, – бомжара распрямился на стуле, взял стакан, чокнулся с капитаном. Но на этот раз закусил. И буженины себе отрезал ломоть, и красной норвежской рыбы попробовал.

– Да ты и сам знаешь мои вопросы…

– Значит, так… Засомневался я в первый же день… Выхожу на балкон – на веревке детское бельишко висит. Только что выстиранное. Сырое ещё… Для кого эта постирушка, если девочки три дня дома нет и вообще неизвестно вернётся ли она когда-нибудь?

– Да, – с досадой крякнул Зайцев. – А я этой постирушки вообще не увидел.

– Прошёл на кухню, пристроился у мусорного ведра, сижу курю, никого не трогаю… Врывается Элеонора… Забеспокоилась баба. Вроде ничего такого, а там кто его знает… А я сижу, курю, пепел в мусорное ведро стряхиваю… Успокоилась хозяйка, оставила меня на кухне, даже дверь прикрыла за собой в знак доверия ко мне. А напрасно… Я же ведь того… Бомж. Мне привычно в мусоре копаться. И в этом ведре я покопался. Среди прочего нашёл чек из магазина. Уже когда в общежитие вернулся, получше его рассмотрел. А чеки, надо сказать, стали выдавать очень хорошие, полезные для вашего брата, капитан… И дата там указана, и магазин, и фамилия продавца, и все покупки перечислены, и сколько чего стоит…

– Нормальный чек, – пробормотал Зайцев.

– Чудной какой-то, – усмехнулся бомжара. – Дата – уже после похищения Натали… А Элеонора покупает две бутылки коньяка, неплохого коньяка, между прочим… Конфеты… Памперсы…

– Вот дура-то, господи! – не сдержался Зайцев.

– Я ведь тогда не в общежитии ночевал, во дворе… Там такая потрясающая скамейка… Балкон Элеоноры нашёл быстро… По детскому бельишку на веревке… Но бельишко-то уже другое, капитан... Да чуть не забыл… Когда она влетела ко мне на кухню и уже собралась было уйти, я задал ей совершенно дурацкий вопрос – какую кашу любит Натали… Манную! – прокричала она и выскочила с кухни, решив, видимо, что я полный идиот. Но не такой уж и идиот, – Бомжара вскинул правую руку вверх и чуть в сторону. – На газовой плите среди прочих стояла кастрюлька… Я, конечно, заглянул в нее, а как же иначе…А там остатки манной каши. Свежие остатки. С утра баба уже кашу варила..

– А, может, она для себя? – усомнился Зайцев.

– Да, конечно, – кивнул бомжара. – Манной кашей коньяк закусывала. Кстати, в холодиль-нике я этого коньяка не увидел.

– Коньяк вообще в холодильник не ставят.

– Вот тут ты меня, капитан, и подсёк, – усмехнулся Ваня. – Но должен тебе сказать, что бабы такого пошиба, как Элеонора, всё-таки ставят коньяк в холодильник. Они не знают, что это плохо.

– Вывод? – спросил Зайцев.

– Вывод прост и очевиден – я понял, что Натали где-то недалеко и её мама прекрасно знает, где она. Ты видел, какие у этой Элеоноры глаза? Красивые глаза, в них гнев, решимость, раздражённость, настороженность… Но в них не было боли. Боли не было, капитан. Всю эту затею с похищением она провернула, чтобы выманить деньги у бабули. Сто тысяч долларов – это круто. Она знала, что сосед эти деньги предлагает матери за дачу. Понимала, что та не устоит и отдаст их, чтобы спасти внучку. Затея, конечно, грязноватая, но чего не сделаешь ради своего ребёнка, – и бомжара плеснул в оба стакана по глоточку финской водки, настоянной на северной болотной ягоде клюкве. Кстати, клюква очень полезна при повышенном давлении. – Будем живы, капитан! – его стакан глухо ткнулся в стакан Зайцева.