День Литературы, 2009 № 09 (157) - [2]

В эти дни нет ни врага, ни брата:

Всё во мне, и я во всех. Одной

И одна – тоскою плоть объята

И горит сама к себе враждой.

В эти дни безвольно мысль томится,

А молитва стелется, как дым.

В эти дни душа больна одним

Искушением – развоплотиться.

5. Зинаида ГИППИУС. Пишет baka_bakka: "(задумчиво) Николай Олейников, Зинаида Гиппиус, СашБаш – даже не обсуждается, Юнна Мориц, Виктор Соснора, Илья Кормильцев – при всём моём неоднозначном к нему отношении, …Борис Корнилов…" Юрген добавляет: "Практически согласен со всем "списком Шиндлера", но Роберт Рождественский, мне кажется, посильнее будет своих коллег Евгения и Андрея, но его в списке нет, как нет Фёдора Сологуба и Зинаиды Гиппиус…" Родом из русских немцев. Жена Дмитрия Мережковского. Прожили вместе 52 года. Стихи стала писать с раннего семилетнего возраста. И в жизни, и в поэзии, и в прозе слыла колдуньей, декадентской ведьмой, демоном русского символизма. "Мне близок Бог – но не могу молиться, Хочу любви – и не могу любить…" Но прежде всего в стихах, кроме мистических игр, чувствовался глубинный импульс переживания, проникновение в душу человека, стихи она писала не так уж часто, и потому часто придавала им молитвенный характер. О её романах и публицистике давно забыли, но стихи живут и сейчас. После отъезда в эмиграцию постоянно была в центре русской литературной жизни.

Увы, разделены они –

Безвременность и Человечность.

Но будет день: совьются дни

В одну – Трепещущую Вечность…

6. Иван САВИН. Пишет Алексей Шепелёв: "Я бы обязательно добавил Ивана Савина и Сергея Клычкова…" Поэт белой идеи. В Крыму погибли его братья. Он позже напишет об этом: "Ты кровь их соберёшь по капле, мама, И зарыдав у Богоматери в ногах, Расскажешь, как зияла эта яма, Сынами вырытая в проклятых песках…" Его высоко ценили Иван Бунин, Александр Амфитеатров, Пётр Пильский и другие зубры русской эмиграции. Иван Савин совсем юным сражался в рядах Добровольческой армии, был взят в плен, еле уцелел, с трудом добрался до Петрограда, а уж там, будучи по происхождению финном (его фамилия Саволайнен), добился права на переезд в Финляндию. При жизни вышла в Белграде одна единственная книжка стихов "Ладонка". Умер рано в 1927 году в 28 лет. Амфитеатров писал: "Да во всей русской поэзии нет более страшных, острее впивающихся в сердце стихов".

Войти тихонько в Божий терем

И, на минуту став нездешним,

Позвать светло и просто: Боже!

Но мы ведь, мудрые, не верим

Святому чуду. К тайнам вешним

Прильнуть, осенние, не можем.

Дурман заученного смеха

И отрицанья бред багровый

Над нами властвовали строго

В нас никогда не пело эхо

Господних труб. Слепые совы

В нас рано выклевали Бога.

И вот он, час возмездья чёрный,

За жизнь без подвига, без дрожи,

За верность гиблому безверью

Перед иконой чудотворной,

За то, что долго терем Божий

Стоял с оплёванною дверью!

7. Оскар ЛЕЩИНСКИЙ. Поэт красной идеи. Почему о нём молчат? – спрашивает меня amatsiev. "Читала Эренбурга и наткнулась на эти стихи – стало любопытно, потому что яркие. Вы не знаете их продолжения? Можно ли где-нибудь прочитать то, что Вы писали о Лещинском?" У совсем юного парижского декадента, богемного приятеля Ильи Эренбурга и Амадео Модильяни вышла в Париже в 1914 году только одна книга стихов "Серебряный пепел". Думаю, позже он вырос бы в крупного поэта, но его декадентские приятели, знавшие лишь такие его строчки: "Нас принимают все за португальцев, Мы говорим на русском языке. Я видел раз пять тонких-тонких пальцев У проститутки в этом кабаке…", и не догадывались, что он был ещё и красным фанатиком, отчаянным большевиком, другом Кирова, Буйнакского. В гражданскую войну Сергей Киров послал Оскара Лещинского на Кавказ, поднимать в тылу у деникинцев красное восстание. Восстание Лещинский поднял, сумел вдохновить горцев Дагестана красной идеей братства народов, но был пойман английской контрразведкой и расстрелян в 1919 году, и было ему всего 27 лет.

Сколько их было таких – белых ли, красных романтиков, гибнущих за идею во имя будущего. Одна книжка стихов уже после смерти вышла у такого же юного, как Лещинский, такого же декадента Леонида Каннегиссера, друга Сергея Есенина, сумевшего убить главу питерского ЧК Моисея Урицкого прямо в центре Питера… В застенках ЧК Каннегиссер сказал: "Я – еврей. Я убил вампира-еврея, каплю за каплей пившего кровь русского народа…" В своё время я все его стихи перепечатал в газете "День". А ведь они могли бы стать друзьями: Оскар Лещинский и Леонид Каннегиссер, спорить о поэзии, читать друг другу стихи. И погибли в одно и то же время. И сколько таких белых и красных романтиков погибло на полях сражений в бурном ХХ веке?!

По каналам бледно-алым

Я движением усталым

Направляю лодку в море,

К лиловатым островам.

Замок дожей, непохожий,

На всё то, что знал прохожий,

Промелькнул подобно тонким

И воздушным кружевам.