День Литературы, 2008 № 12 (148) - [7]

В пылу неофитского первооткрывательства и наивно-пристрастной идеализации ценностных координат современной цивилизации за бортом сознания оказываются те процессы, которые по-своему формируют и обрабатывают духовно-душевный мир человека, укореняют его волю в низших этажах сущест- вования, упрочивают и разветвляют своекорыстие как тёмную основу нашей природы в рамках денежного абсолютизма, воинствующего экономизма, юридического фетишизма и мировоззренческого сциентизма. Так называемые "эмпирики" и "прагматики" (архитекторы и прорабы как "социалистического", так и "капиталистического" Вавилона), общественно-экономические идеологи всякого времени и любой ориентации, уповающие на разум или науку, здравый смысл или хваткую хитрость, "шведскую" или "американскую" модели рынка, склонны игнорировать стратегическую зависимость не только общего хода жизни, но и их собственных тактических расчеётов от непосредственного содержания и "невидимого" влияния изначальных свойств человеческой природы ("рабских" или "царских"), от всегдашнего развития страстей, от порядка (или беспорядка) в душе, от действия (или бездействия) нравственной пружины. "Под шумным вращением общественных колёс, – заключал И.В. Киреевский, – таится неслышное движение нравственной пружины, от которой зависит всё".

Действительно, смена идеологических теорий или обновление социальных институтов, технические успехи или законодательные усовершенствования, декларации "нового мышления" или благие призывы к мирному сосуществованию сами по себе ничего не значат и лишь запутывают умы (хотели, как лучше). В реальности всё зависит от фактического состояния "внутреннего" человека, от своеобразия его побудительных принципов и направления воли, от "рабского" влияния алчности, зависти, тщеславия, властных амбиций или капризов плоти (получается, как всегда) и от "царской" способности противостоять им (получится, как хотелось). "Ясно, – писал Ф.М. Достоевский, – что общество имеет предел своей деятельности, тот забор, о который оно наткнётся и остановится. Этот забор есть нравственное состояние общества, крепко соединённое с социальным устройством его".

Выводы Ф.М. Достоевского, И.В. Киреевского и ряда других русских писателей и мыслителей важны как в стратегическом и методологическом, так и в тактическом и практическом отношениях, поскольку позволяют хотя бы немного отвлечься от довлеющей позитивистско-экономической и социально-идеологической конъюнктуры и подумать, что стоит за ней, к какому душевно-духовному состоянию человека мы должны придти в приливе очередного в русской истории витка неозападничества.

Более того, в условиях духовного кризиса и обезличивания разных культур, повышения завистливых накопительских ожиданий во всех группах и слоях при одновременной невосполнимости источников энергии, возможного изменения климатических зон, недостатка пресной воды и удобной земли и, соответственно, новых конфликтов и войн за выживание, увеличения населения при усилении бедности в странах Третьего Мира, уже составляющих четыре пятых современного человечества и готовых предъявить ему свои требования, обеднённая и больная рассудочным прагматизмом "душа", оказавшаяся в плену у своих низших сил, забывшая о своей "высшей половине", но владеющая всё более мощными "внешними" средствами, является главным "внутренним" источником возможных мировых катастроф. Достаточно вспомнить витающую в иных цивилизованных умах "респектабельную" мальтузианскую теорию "золотого миллиарда", не говоря уже о тайных вожделениях сильных мира сего (и не сильных тоже).

О том, как сплошное обмельчение, материализация и эгоизация человеческих желаний незримо готовит драматические последствия, создаёт подспудные предпосылки для перерастания мира в войну, опять-таки проницательно писал Ф.М. Достоевский. Говорят, размышлял он, что мир родит богатство, но ведь только десятой доли людей. От излишнего скопления богатства в одних руках развивается грубость чувств, жажда капризных излишеств и ненормальностей, возбуждается сладострастие, провоцирующее одновременно жестокость и слишком трусливую заботу о самообеспечении. Болезни богатства, продолжал Ф.М. Достоевский, передаются и остальным девяти десятым, хотя и без богатства. Панический страх за себя сообщается всем слоям общества и вызывает страшную жажду накопления и приобретения денег. Утробный эгоизм и приобретательская самозащита умерщвляют духовные запросы и веру в братскую солидарность людей на христианских началах. "В результате же оказывается, что буржуазный долгий мир, всё-таки, в конце концов, всегда почти сам зарождает потребность войны, выносит её сам из себя как жалкое следствие... из-за каких-нибудь жалких биржевых интересов, из-за новых рынков... из-за приобретения новых рабов, необходимых обладателям золотых мешков, словом, из-за причин, не оправдываемых даже потребностью самосохранения, а, напротив, именно свидетельствующих о капризном, болезненном состоянии национального организма".

Эта "внешне" парадоксальная, а "внутренне" закономерная логическая цепочка превращения мира в войну хорошо показывает, что никакие дружественные договоры, "новые порядки" или общечеловеческие ценности не способны предотвратить катастрофу, если сохраняется "низкое" состояние человеческих душ, видимое или невидимое сопер- ничество которых порождает всё новые материальные интересы и, соответственно, множит разнообразие тайных или явных захватов. В результате мирное время промышленных и иных бескровных революций, если оно не способствует преображению эгоцентрических начал человеческой деятельности, а, напротив, создаёт для них питательную среду, само скрыто накапливает враждебный потенциал и готовит грядущие катаклизмы.