День Литературы, 2008 № 09 (145) - [23]

Ничего этого я с собой не проделывал, годы уберегли. Когда мужик в моём возрасте от несчастной любви из окна сигает, это не трагедия, это, ребята, комедия, обхохочешься, услышав о таком… Потому и выжил.

Но ребят этих – которые топятся, стреляются, таблетками травятся… Понимаю. И смеяться над ними мне не хочется.

А тут звонок… Ира позвонила. Конечно, не для того, чтобы о здоровье спросить… Хотя могла бы и поинтересоваться, на эту тему за последний год у меня достаточно поднакопилось свеженького материала. Но, слава Богу, у нас с ней хватало здоровья, чтобы о нём не говорить.

Ну, что… Набрал я её номер. Твёрдо знал – пока не позвоню, ни о чём думать, ничем заниматься просто не смогу.

– Привет, – сказал я. – Звонила?

– Был грех. Муська выдала?

– Она у тебя всегда лает в нужный момент. Что-нибудь случилось?

– Да… Завтра среда, – когда-то я написал повесть под названием "Женщина по средам". Вот с тех пор среда и стала нашим днём.

– Представляешь, – продолжала Ира, – какой странный год прошёл – ни одной среды… А уж этих четвергов… Видимо-невидимо. А вторники я вообще терпеть не могу. Такие длинные, занудливые… Они всегда изо всех сил оттягивали наступление среды.

Голос у неё всё-таки дрожал...

– Другими словами… Место встречи изменить нельзя?

– И время тоже.

– Хорошо, – сказал я и положил трубку, но не потому, что такой уж гордый да обиженный, просто у меня не было больше сил продолжать этот наш невинный разговор, просто не было сил, ребята. И была ещё одна причина – в дверях стояла жена, по-наполеоновски сложив руки на груди.

– Пообщался? – спросила она.

– Слегка.

– Жить стало лучше, жить стало веселее?

– Местами.

– Передай, пусть собаку чаще кормит. От голода тварь воет.

– Передам.

Жена не замечала во мне никаких перемен. То ли кепочка перед ней была бессильна, то ли не считала нужным тратить на неё свои мистические силы.

И ещё, ребята, и ещё…

Тут уж действительно мистика какая-то… Я заметил одну особенность и сам теперь боюсь в неё поверить – кепочка влияла не только на настоящее, спокойно и безнаказанно вмешиваясь в будущее, она меняла прошлое. И опять же, опять в мою пользу, вернее с пользой для меня. Сколько было обид на ту же Иру, сколько злых и справедливых слов прокричал я в ночную темноту, выплескивая свои обиды, свою беспомощность, свои проклятия…

Да, были и проклятия.

И распахнутое окно на двенадцатом этаже было, и полная горсть сонных таблеток была наизготовке…

А что сейчас?

Сейчас я вспоминаю хмельную ночь на пицундском пляже, я вспоминаю шампанское изобилие в Абрау-Дюрсо, сверкающее золотом пиво в чешском Старом Граде… Но ничего злого и подлого вспомнить не могу. Не то чтобы я сознательно и расчётливо всё плохое отверг, отказался от него, нет, во мне его просто не существовало! Никогда! А если что-то и было, то только злобные ночные видения, непроизнесённые слова, не состоявшиеся прощальные встречи. Я не мог вспомнить ни подлой измены, ни лукавых ухмылок, ни желчных сплетен… И не потому, что я их забыл под влиянием каких-то добрых сил, нет – их никогда не было! И не будет. Почему-то в эту ночь я был уверен – не будет. Да, Ира?..

– Слушаю! – прокричал в трубку сонным голосом Володя.

Я не помню, как подходил к телефону, набирал номер, не помню зачем решил звонить среди ночи… Почему-то позвонилось… Почему-то набралось… Соединилось…

– Понимаешь… Кепочка, которую ты подарил…

– Какая кепочка? – удивился Володя.

– Ну, эта… Которую ты из Ирландии весной привёз…

– Я никогда там не был! Где хоть она, эта Ирландия?!

– А как же тогда… Ну, это… Когда мы кофе с коньяком пили возле метро Парк культуры… И я тайком примерил… И этот момент… Полыхнуло из соседнего мира…

– Старик… Извини – второй час ночи… Ты с кем пил?

– С главным…

– Привет ему! Скажи, что я постоянно о нём помню! Кстати, завтра среда… Хотя нет, среда уже наступила. Приходи, поговорим. К четырём часам… У нас к этому времени заканчиваются все летучки, планёрки… Да! Ты же обещал рассказ, забыл?!

– Принесу рассказ, – вяло протянул я. – Про кепочку…

– Да хоть про тапочки! – и Володя положил трубку.

А я, направляясь в свой закуток, бросил опасливый взгляд в прихожую…

Вы видели, как полыхают в начале лета маленькие крымские маки вдоль железнодорожного насыпи, а то и между шпал, по дороге из Джанкоя в Феодосию? Видели? Вот таким же ясным маковым цветом опять полыхнуло на меня из полутёмной прихожей. И в этой краткой вспышке была улыбка, был смысл, были слова…

Такие примерно… "Держись, Витя… Жизнь продолжается, и будет продолжаться ещё некоторое время. Держись".

Леонид СЛОВИН ТРИ РАССКАЗА

КАЗЫ

Домашняя колбаса казы готовится из качественного конского мяса и считается деликатесом. Её добавляют в плов и просто нарезают ломтиками в виде закуски. В Костроме казы пользовалась особым спросом в слободе, население которой принадлежало к потомкам служилых татар, зачисленных в 18 веке в сословие казённых крестьян. Я узнал об этом, когда мне как наименее опытному поручили "организацию борьбы с кражами крупного рогатого скота". Это была второстепенная или даже пятистепенная по важности линия обслуживания, но всё равно я ею гордился. Вопреки упоминанию о рогатом скоте, речь шла всего лишь о кражах лошадей. Их похищали цыгане-конокрады и сбывали в Татарской слободе. После того, как украденная лошадь переступала границу слободы, обнаружить её практически было уже невозможно. Разве что в виде казы.