День Литературы, 2007 № 11 (135) - [13]

Ложь коснётся едва ли не каждого русского классика. Грибоедов получает должность "полномочного министра" (а не министра-резидента). У Гончарова первые опыты в литературе – очерки, после "Обрыва" ничего художественного не написал, "Обыкновенная история" появилась одновременно с "Кто виноват?" и "Бедными людьми" (это значит 1845 = 1847?), Обломова зовут поехать в Петергоф (у Гончарова Екатерингоф, но пусть едет, куда учебник скажет), а "Необыкновенная история" – это памфлет… Хорош памфлет, который автор допускал опубликовать только после смерти своей, да и то в чрезвычайных обстоятельствах (впервые опубликовано в 1924-м году)…

Пишут, что масонство возникло во второй половине 18 века, в том же 18 веке было только два перевода оды Горация "К Мельпомене" (только у Ломоносова и Державина). Путают годы, инициалы – и всё в учебнике, который призван якобы дать углублённое восприятие русской литературы!

При заявленных претензиях особенно бросается в глаза не только ошибочность, но и небрежность, бестолковщина в описаниях. "Повести Белкина" лишь поименованы, о Тютчеве сказано на 10 страничках бегло и крайне невыразительно, вообще пропусков ключевых явлений истории русской литературы в учебнике не счесть (в главе о Жуковском даже не упомянули стихотворение, которое знали все россияне 19 столетия, ставшее гимном России!). Никак не удовлетворяют и беглые замечания вроде того, что образ Рудина отразился и в Ставрогине, и в Платоне Каратаеве. Гончаров разобран с опорой на такие вульгарные приёмы классовой характеристики, что вызывает в памяти даже не древнюю "переверзевщину", а рапповцев раннего советского времени (при схожем потоке фактических ошибок – наподобие начинающего В.В. Ермилова!).

Но разберу несколько более "тонких" случаев поверхностных толкований. Речь о хрестоматийных произведениях. Вот на с. 335 говорится о "Герое нашего времени": "Издание 1841 г. отражало последнюю авторскую волю Лермонтова, и с тех пор именно таким стал текст романа". Да, но если любой школьник возьмёт издание 1841 года или другое аж до 1948 года, он увидит резкие отличия: это поработал над текстом редактор Б.М. Эйхенбаум! Такую версию текста можно оправдывать или нет, но всё же не надо внушать, что "с тех пор" и прочее...

Или вот толкуют о Базарове как "плебее и разночинце"… Но зря что ли Тургенев говорит так детально о происхождении своего героя, чтобы не понять, что "плебейство" – только роль, маска, а по своему происхождению Евгений самый настоящий потомственный дворянин, наследник имения в 22 крепостные души (и, кстати, вовсе не оправдывающий грядущую отмену крепостного права): у него и мать из столбовых дворян, а главное отец, имея чин штаб-лекаря и орден Св. Владимира, приобрёл права именно не личного, а потомственного дворянства для своего рода. Словом, у Тургенева все сложнее и интереснее, чем в учебнике. Зато на с. 375 говорят о "собственных(!) крепостных" Евгения Базарова, что, конечно, тоже неверно. Каков разночинец с собственными крепостными!

Если авторы претендуют на образец углублённого и научного изложения, недопустимы и небрежности иного рода. Очень многие факты приводятся без должных указаний (просто "со слов", "по мнению критиков" и проч.) Вот, например, "Позднее Л.Толстой скажет своему собеседнику: "Лермонтов и я не литераторы" (с. 305), но что же это за собеседник, почему такое презрение, почему не назвать известное кому надо имя, источник (Г.А. Русанова в данном случае)? Почему, процитировав на целую страницу Л.В. Пумпянского, не дать соответствующую сноску? Не красит книгу и приём цитирования по вторичному источнику, а также использование многостраничных цитат (три страницы подряд из Корнея Чуковского!)…

Очень странно выглядят списки рекомендуемой литературы после разделов: обычно здесь публикации 30-40-летней давности, а часто весь список составляют две-три книги, в некоторых случаях даже одна!

Совершенно не оправдывает себя Предметный указатель, в который вынесли почему-то литературоведческие термины, который специально не разбираются в учебнике по истории литературы и не имеют сколько-нибудь самостоятельного значения или полной харак- теристики. Смешно, но, судя по указателю, понятие автор встретилось в книге лишь трижды, а некоторые раритеты встретились и всего один раз: децима, клаузула, список… Некоторые термины в указатель не вошли, а у слова "роль" и вообще не указана страница… Это плохой редакторский замысел.

Теперь – о самом страшном. Всё, что было сказано выше, пустяки по сравнению с двумя бедами современных учебников: это их язык и их мысли, точнее – подобия мысли… Эти две беды способны просто уничтожить всякое уважение к русской литературе, если можно таким слогом говорить о писателях и видеть в их творчестве такие глупости.

Когда пишут так: "Роман стоит на пути скрещения важнейших идей, центральных путей русской литературы" (392); "Идея познания самого себя лежит в основе идеи пути становления личности в романе" (557); "Живя добродетельно.., Соня не проживает своей жизни" (561) и подобное, – все эти пути путей и идеи идей – живя, не живут… Это какая-то мертвечина речи. При этом авторы еще с нелепым высокомерием бросят фразу о "примитивном синтаксисе древних" (201), касаясь строя пушкинского "Пророка"! Что ж, глухота к литературному языку и приводит к провалам в собственной речи…