День Литературы, 2006 № 09 (121) - [11]

Это о нем, замученном бездомьем, но до радостных слез, любившем Сибирь, сказал писатель Вячеслав Шугаев в Новосибирске много лет назад: "Прочитав рассказы Шипилова, я испытал эстетический шок".

Он закончил ВЛК Литературного института имени Горького. Писал точные классические рассказы, романы и повести. Несносной едкости эпиграммы. Доводящие до катарсиса посвящения.

В его издательской и человеческой судьбе принимали участие ЦК ВЛКСМ, журнал "Литературная учёба". Отдельно – В.П. Смирнов, Вл. Ерёменко, С.Лыкошин и вся Сибирь.

И всё- таки он долго жил везде и нигде. А чаще всего – в вагоне. "Царица-дорога" выручала его и учила родиноведению и родинолюбию.

Это он был душою и сердцем нашего поколения, нашей гордостью, нашей любовью. Нашей нежностью к России.

Это его прозу так никогда и не напечатал русский журнал "Наш современник".

Я по свету бродил,

Часто был я без света.

Мне любимые люди ловушки плели…

Истинно так: именно любимые, прости им Господи, и именно ловушки.

Это он выбрал свою вторую Родину – Беларусь, полюбив ее, как может любить только шипиловское сердце.

Это он любил "цветы военно-полевые – усталой Родины цветы".

Он никогда не жаловался, а только горько шутил по поводу своего неустройства:

И вот страной своей скитаюсь,

Как заблудившийся китаец,

Иду, бреду по эсэнгэ –

Последний уд из удэгэ…

Это он любил "дураков и дурнушек" и писал о них светлые песни.

Это он (когда никто!) мог защитить друга и женщину, а ничтожеству сказать в лицо, что оно ничтожество.

Это он строил вместе с женой Татьяной Дашкевич церковь под Минском и пел в церковном хоре.

Это все он, Господи! – прими же его в Царствие Небесное, ибо мечтою его была земная счастливая Россия и Россия Небесная:

И давно уже лет не считая,

Я надеюсь, что юный, иной,

В одиночный полет улетая,

Повстречается в небе со мною.

Скажет он, что Отчизна святая

Расцвела после этой войны...

Золотая моя, золотая,

Это сны, это чудные сны.

Прощай, Коля, – драгоценный наш друг и любимейший из братьев. Прощай и прости.

От имени друзей – писателей и не писателей –

Лариса БАРАНОВА-ГОНЧЕНКО

Владимир Бондаренко ДАО ЛЬВА ТОЛСТОГО

Передо мной на столе стоит древнекитайская бронзовая статуэтка Лао-цзы, мудрого старца, родившегося в княжестве Чу, в деревне Цюй-жень в шестом веке до нашей эры, служившего хранителем архива чжоуского царского двора, жившего в уединении и чуждающегося земной славы. Я привез эту статуэтку из Китая, а вместе с ней привез и свое обострившееся понимание неоднократно у нас в России издававшейся книги Лао-цзы "Дао дэ цзин". Вдруг я понял, что нынешнее китайское чудо было просто невозможно без простых истин, открытых нам пару тысячелетий назад этим ныне скорчившеимся в своём бронзовом постоянстве китайским старцем. Понял правоту его учения о Дао, о том, что всякое преобразование на земле должно происходить без воздействия извне. И что всё зависит от нас самих. Погибнет нынче Россия или спасётся – божественная воля заключена в действиях нас самих. Как обо всякой великой книге, и обо всяком великом авторе, о Лао-цзы и его "Дао дэ цзин" ходит много легенд. Мне нет дела до них. Но я полюбил этого бронзового простодушного старца, стоящего передо мной и разглядывающего меня своими умными глазами через два с лишним тысячелетия. Думаю, что и художник, сотворивший это бронзовое чудо, был таким же гениальным мастером. И опять же, мне нет дела, насколько был похож реальный Лао-цзы на тот образ, который заключен в статуэтке. Но, готовясь к толстовским чтениям в "Ясной Поляне" и просматривая сочинения русского великого старца, я с обостренным вниманием перечитал статью Льва Николаевича Толстого об учении Лао-цзы. Перечитал и саму книгу "Дао дэ цзин", даже сразу в двух переводах – стихотворном и прозаическом. И ощутил то огромное влияние, которое древнекитайский мудрец оказал на мудреца русского. Я понял, что путь к вере самого Толстого и был для него несомненным Дао, божественным жизненным Путем, впервые обозначенным в простых истинах Лао-цзы.

Лев Николаевич Толстой в своём споре с официальной Церковью никогда не выступал против христианской истины, более того, считал себя приверженцем христианской веры: "Тот, кто начнет с того, что полюбит христианство более истины, очень скоро полюбит свою церковь или секту более, чем христианство, и кончит тем, что будет любить себя (своё спокойствие) больше всего на свете", – сказал Кольридж – Я шёл обратным путём. Я начал с того, что полюбил свою православную веру более своего спокойствия, потом полюбил христианство более своей церкви, теперь же люблю истину более всего на свете. И до сих пор истина совпадает для меня с христианством, как я его понимаю…"

Как же понимал христианскую истину наш великий русский гений в начале ХХ века? Он явно видел кризис не только монархии, не только всего русского общества, но и глубочайший кризис официальной Церкви. Впрочем, о кризисе Церкви писали и русские религиозные философы: Николай Бердяев, отец Сергий Булгаков, Павел Флоренский и другие. Бердяев писал: "Революции в христианской истории всегда были судом над историческим христианством, над христианами, над их изменой христианским заветам, над их искажением христианства…"