День Литературы, 2005 № 11 (111) - [36]

Формула "лицом к лицу — лица не увидать" во многом характерна как раз для такой прозы, как последние романы Полякова. Но именно эти не замечаемые при первом прочтении штрихи и детали как раз и несут на себе тот внесюжетный поток романной информации, в который как раз и "упакованы" авторские наблюдения и размышления над действительностью сегодняшней России.

Вот, например, он рассказывает нам о судьбе частного детектива Алипанова, работавшего некогда в следственных органах, а после увольнения создавшего своё агентство. "Его следственная бригада, — говорит он, — занималась убийством знаменитого шоумена, который вёл на телевидении передачу "Где взять миллион?", и докопалась до таких интересных вещей, что разогнали сразу весь отдел. Позвонил кто-то из кремлёвских околосемейных и страшно орал. В общем, всем приказали написать заявления и предупредили: если в прессу просочится какая-нибудь информация о причинах смерти популярного ведущего, то за их собственную жизнь, а также за безопасность родственников никто не даст и рваного "мавродика"..."

Этим информация о случившемся с Алипановым фактически и исчерпывается, но разве в этих нескольких строчках не отражается, как в капле росы, криминально-правовая картина жизни всей России — по крайней мере, того, где следует искать настоящих бандитских "паханов" и так и не отысканные до сих пор концы многих преступлений?..

А вот герой "Грибного царя", вспоминая свои пионерские годы, едет по Москве на деловую встречу, и на минуту его джип останавливается на одном из перекрёстков. "На светофоре, — сообщает автор, — к машине подошла прилично одетая нищенка с замызганным спящим младенцем на руках. Свирельников полез в карман, но тут к женщине подковылял инвалид и, подпрыгивая на единственной ноге, ловко огрел даму костылём по спине. Побирушка заверещала на всю улицу, а спавший младенец открыл мутные глаза и бессмысленно улыбнулся. Михаил Дмитриевич слышал в какой-то телепередаче, что уличные попрошайки дают младенцам снотворное, чтобы те не мешали работать.

— Что это они? — удивился Лёша, трогаясь.

— Сферы влияния делят, — ответил Свирельников..."

Тоже, как видим, совершенно эпизодическая, на первый взгляд, сценка, но в ней, словно в миниатюрном романе, уместились сразу несколько полновесных трагедий: нищенки, которую изгнали с "элитного" перекрёстка, не дав возможности заработать; одноногого инвалида, проводящего свои дни в попрошайничестве и вынужденного бороться даже за это жалкое место под солнцем; младенца, уже с ранних лет накачиваемого снотворным и вырастающего в будущего наркомана-попрошайку; ну и, конечно же, — самой России, "опущенной" до уровня страны бомжей и побирушек...

Самое главное в прозе Полякова прог

оваривается как бы между делом, в коротких абзацах-паузах между развитием основного (и, надо отдать должное, весьма мастерски выстроенного) сюжета. Так, ни на минуту не прекращая улаживать свои предпринимательские проблемы, разбираться в запутанных отношениях с женой, любовницей, дочерью и сомнительным товарищем, выпутываться из следственного дела, помогать батюшке строить церковь и вариться во множестве других интрижно-денежно-интимных дел, Михаил Свирельников успевает ещё и думать над тем, какой была его судьба в России раньше, и какой она стала теперь. "Странно... Очень странно, но, сравнивая свою советскую, скудную, боязливую жизнь с нынешней, Михаил Дмитриевич, почти не сознаваясь себе в этом, приходил к выводу, что та, прежняя, была лучше, во всяком случае — справедливее и честнее. Бога не помнили, со свечками по храмам не стояли, а жили-то праведнее!" — признаётся он сам себе, и я не думаю, что это признание очень уж расходится с тем, что думает по этому поводу сам Поляков. Об этом — тоже необходимо помнить, читая его романы...

3.

Да, текст "Грибного царя" (как, впрочем, и романов "Замыслил я побег", "Козлёнок в молоке", а также ряда многих других произведений Полякова) действительно переполнен анекдотами и анекдотическими ситуациями, которые при ближайшем рассмотрении оказываются призванными не столько для того, чтобы похохмить и повеселить читателя, сколько для того, чтобы создать максимально выразительную характеристику перестроечной и постперестроечной эпох. В большинстве случаев эти анекдоты относятся к тому литературному жанру, который имел в виду А.С. Пушкин, когда, давая в начале своего романа характеристику Онегину, заметил, что "он рыться не имел охоты / в хронологической пыли / бытописания земли; / но дней минувших анекдоты / от Ромула до наших дней / хранил он в памяти своей", подразумевая под понятием "анекдоты" некие вполне самодостаточные краткие эпизоды, в которых раскрываются характеры конкретных исторических личностей или же самой сопутствующей им эпохи; однако, наряду с ними, встречаются в романе Полякова и анекдоты, так сказать, уже более близкого нашему сегодняшнему пониманию образца. Так, в связи с рассказом о депутате-гомосексуалисте Болеславе Брониславовиче Жолтикове, он как бы мимоходом сообщает: "Ходил даже такой анекдот о новом российском флаге: красный цвет символизирует кровь, пролитую за свободу, белый — чистоту помыслов реформаторов, синий — количество "голубых" в Думе, правительстве и администрации президента, а всё вместе повторяет торговый триколор "Пепси-колы", — и мы понимаем, что эти строчки выступают здесь не как заурядный эпизод-смешилка, а как некий резонатор, помогающий вывести образ отдельного персонажа на уровень широкого социального обобщения.