День Литературы, 2003 № 10 (086) - [35]

Спасает способность мгновенно отвечать на социальный заказ. Как раз строится Волго-Донской канал имени товарища Сталина. Не колеблясь, едет.

Пройдут каналом теплоходы —

От Волги к Дону вдаль.

Он создан волею народа,

А воля — это сталь.

Это честная поэтическая работа.

Смерть товарища Сталина в 1953 году и следующие затем перемены в именах и эмблемах отнюдь не обескураживают поэта. В ответ на решения ХХ съезда партии он охотно признает: "не того любил, не того ненавидел", однако греха в этой не видит, потому что служит только родной земле. Это правда. Он продолжает служить ей с утроенной силой.

И в мирное время — "стихи, как рекруты, встают". Публикации в газетах и журналах идут строем, потоком, лавой. Книги выходят одна за другой. Критики фиксируют "небывалый прилив творческой энергии" и выпускают о Прокофьеве монографию за монографией. "Кульминация" взлета — рубеж десятилетий: в 1961 году к Сталинской премии прибавляется Ленинская.

Ленин, Ленинград — ключевые звенья в цепи символов, связывающей воедино прошлое с текущим и будущим, родное со всемирным. "Партия моя! Ты — вселенная, и ты — Отчизна!" Все охватывается созвучием. "Шар земной! Пей со мной!" Россия и Революция, как кровные сестры, посажены за один стол: Россия — "по правую руку", Революция — "в красный угол" (белый еще не вызрел). Кумач сохраняет в пестряди цветов центральное место: "Ведь первый луч из рук Вселенной послала Красная звезда".

Вселенная из космической дали передислоцируется поближе: ложится под ноги щедротами путешествий. Неунывающий герой включается в расширенный хоровод чисто прокофьевской веселой строчкой: "Всю-то я Литву теперь проехал".

А дальше! Вся Латвия в солнце сегодня! Украина, свет мой, Украина! Ой, летите гуси к милой Беларуси! Расцвели сады Мордовии. А вот и Азии средина, она — в Туве. А вот Европа. Я пою тебя, Равенна. Я скажу тебе, Сицилия. Встало солнце так примерно возле города Палермо. Старик Везувий. Батюшка Тихий Дон. Байкал синеволный. Енисей богатырский. Звенящий Неман. Синяя Влтава…

Из трех стихий, которые прошла смолоду прокофьевская муза, две: огни и медные трубы — несколько прирученные, отступают на второй план. "На огне их обжигаю, — сказано о стихах. — А потом в народ гоню". Трубы — уже не медные, а серебряные — трубят друзьям. "Трубы, трубы, огненное сердце, Куба, Куба!" Это 1960 год — приветствие вышедшим на мировую арену Фиделю и Че — любимым героям тогдашней России и особенно молодых поэтов.

Это не мешает Прокофьеву, одному из руководителей Союза писателей СССР, при всей его широко декларируемой душевной широте, ревниво гвоздить молодых поэтов. Попав в Сигулду, он зацепляется за "Треугольную грушу" Вознесенского и начинает гвоздить его, заодно обрушиваясь на корневые рифмы (а это уже Евтушенко), так что полемика с "поколением шестидесятников" очень удачно оживляет песенные и плясовые ритмы и усложняет к лучшему общую целостно-победоносную картину мира.

Огни и трубы пригашены — воды заполняют простор. Дожди, ливни, капели, волны. "Волна, волна, все буквы влажны" — какая завораживающая строчка. "Мы — водоливы, мы — водохлебы",— какая верность своей интонации, своей игровой стихии! "Водобежь, Водобежь, побеги на Беловежь…"— то ли это провидение символической роли Беловежья в судьбе Отчизны, то ли предвестие Летейских вод, чуемых в лепете любой безымянной речки…

Впервые, кажется, за всю поэтическую страду — воскрешен в стихах отец, убитый почти полвека назад, когда его застрелил не подчинившийся милиции односельчанин. Отец погиб в январе 1924 года: его смерть и смерть Ленина, совпав, замыкают единство этого мира.

Свист соловья и кудри гармониста, красные дни революционного календаря и черные мокрые ветки ивы, и море-Ладога, и райна — брус для крепления паруса, непонятный без комментария, но неотделимый от песни-жизни, — все это в 1970 году смыкается на последней черте:

А ведь было —

завивались в кольца волосы мои,

А ведь было —

заливались по округе соловьи,

Что летали, что свистели,

как пристало на веку.

В краснотале,

в чернотале,

по сплошному лозняку.

А бывало —

знала юность много красных дней в году,

А бывало —

море гнулось, я по гнутому иду,

Райна, лопнув, как мочало,

не годилась никуда,

И летела, и кричала полудикая вода!..

Эта песнь венчает посмертное собрание самого певучего из поэтов "Октябрьского поколения".

Олег Киттер В ЛОГОВЕ БЕЗЫМЯННОГО ЗВЕРЯ (О новом романе Евгения ЧЕБАЛИНА )

Чебалин отвечает на вечные вопросы: кто мы? откуда произошли? куда, а главное — кто тащит нас по мученическим ухабам нищего бытия? Впервые в отечественной литературе так глубинно и отточенно используется технология научно-литературного сплава. У нас в памяти хранятся литературные прототипы: Иван Ефремов с его "Туманностью Андромеды", Алексей Толстой, чей "Гиперболоид инженера Гарина" предвосхитил появление лазера.