День Литературы, 2003 № 10 (086) - [29]

Они снова встретились через несколько дней. Зайцев нашел бомжа на дальней скамейке в глубине двора. Уже знакомая ему собака лежала рядом, свернувшись на опавшей листве. Сам бомж вытянулся на скамейке и, закинув руки за голову, смотрел в ясное небо светлыми пьяными глазами. Возле скамейки, аккуратно приставленная к ножке, стояла наполовину опорожненная бутылка портвейна. Услышав шаги, бомж повернул голову. Узнав капитана, медленно приподнялся, сбросив ноги со скамейки.

— Садись, капитан... Выпить хочешь?

— Хочу, но не буду. День впереди.

— Это правильно,— одобрил бомж.— А я выпью,— нащупав бутылку под скамейкой, он запрокинул голову и отпил несколько глотков. — Ну, давай, рассказывай.

— А чего рассказывать-то?

— Как жизнь протекает. Вот у меня, например, она вытекает. Как из дырявой посудины.

— Это плохо,— сказал Зайцев.

Откинувшись на спинку скамейки, бомж смотрел в небо с таким напряженным вниманием, будто видел что-то важное для себя, будто происходили там события, которые имели к нему прямое отношение. Не выдержав, Зайцев тоже посмотрел в небо, но не увидел ничего, кроме редких белых облаков на блекло-синем, уже почти осеннем фоне.

— Я немного поддал, — проговорил бомж. — У меня такое ощущение, будто сегодня какая-то дата... То ли день рождения, то ли еще что-то печальное... Вспомнить не могу, поскольку знаю, какое сегодня число... Но ощущение в теле есть... А у меня дети были, прекрасные дети... красивые, умные, любящие...

— Что же с ними случилось?

— Ничего. Выросли. Повзрослели. Наверно, где-то живут... Радуются, грустят, плодятся... Ты его поймал?

— Поймал, — кивнул Зайцев.

— Сопротивлялся?

— Нет.

— Отпирался?

— Нет.

— Из прошлой жизни пришел?

— Да, ты был прав.

— В альбоме нашел его мордашку?

— Нашел.

— Агапов его обидел?

— Да.

— Женщина? Деньги?

— И то, и другое.

— Значит, он тоже пропустил пару ударов...

— Кто?

— Убийца.

— Да,— кивнул Зайцев.— Послушай... А кто такие цефеиды?

Бомж резко повернулся к Зайцеву, с пьяной пристальностью долго смотрел ему в глаза, словно заподозрил, что тот смеется над ним. Но эта гневная вспышка, видимо, съела последние его силы.

— Образования, — ответил бомж, сникнув.

— Какие?

— Небесные.

— Ты их забросил?

— Страна их забросила. Они оказались не нужны этой стране. Развалинам мало что нужно.

— А прежней стране они были нужны?

— Да!— неожиданно заорал бомж.— Да! Позарез! Понял?! Позарез!— на этот раз в голосе бомжары явно звучал металл.— Вот так!— и он полоснул себя ладонью по горлу.— Позарез!— и вдруг тяжело прерывисто задышал, прижав немытые свои кулаки к глазам. Зайцев был потрясен — бомж рыдал. Он всё время пытался что-то сказать, но слова не шли наружу. Наконец, ему удалось произнести нечто внятное.

— Снятся, — выдавил он из себя.

— Кто снится?

— Цефеиды.

— Они тебя любят? — растерянно спросил Зайцев.

— Я их люблю,— твердо и внятно произнес бомж.— Я.

— Это хорошо,— кивнул Зайцев, совершенно не представляя себе, что еще можно сейчас произнести.

Мимо прошли парень с девушкой, молча поднялась и ушла собака, чуть поодаль на такой же скамейке расположились два мужика. Не произнося ни слова, распили бутылку водки, закусили хлебом, колбасой и тоже ушли. Зайцев и бомж всё это время сидели на месте и смотрели в пространство.

— Нас всех разогнали, но бомжарой стал только я... Видимо, послабше оказался, Хотя, вся группа на мне держалась. Идеи, доклады, публикации... Пустое всё это, пустое.

— Слушай, может быть, я смогу что-нибудь сделать для тебя? — спросил Зайцев.

Бомж помолчал.

— Знаешь, капитан,— сказал он, оживившись.— Если можешь, будь добр, принеси мне пакет молока, а то у меня в кармане ни фига... Только... это... не бери жирного... От жирного я полнею.

P.S.

Цефеиды — загадочные двойные звезды, изредка встречающиеся во вселенной. Соприкасаясь, они тем не менее, не сливаются и вращаются вокруг общего центра. Объяснить их природу ученые пока не могут.

Татьяна Реброва ПРЕДВОСХИЩЕНИЕ

Александру Проханову

Ну и речь! Лишь пропасти. А трап?

Сам перемахнёшь. — О, конский храп

Мысли вдруг и сразу на дыбы...

В виде образа. Поэзия! судьбы.

Ну и речь! Рождественский дебош

Золотого Космоса, финифть

Вифлеемская — и гороскоп, и... брошь

Для Марии. Ну же! Насанскрить

И второе нам пришествие. Гаврош!

Он иль пули — кто кому подсвистывает? —

Разве в обмороке разберёшь.

Владимир Винников ЦЕНЗОР? В ПЕНЗУ!

Говорят, в старости некоторые люди впадают в детство. Причем сами того не замечая — настолько неожиданно и быстро всё происходит. Вчера еще дедушка с бабушкой были в здравом уме и доброй памяти, вводя своим благодушным нравом всех домочадцев в дрожь — а сегодня пускают слюну и пузыри, словно младенцы, и несут ахинею на каком-то райском языке...