День Литературы, 2003 № 05 (081) - [20]

Если мы правильно поняли священника о. Дудко, то речь он ведет о канонизации Достоевского именно как православного святого. У нас есть более далеко идущее предположение, а именно о том, что католическая Церковь не останется в стороне от процесса канонизации этого писателя. Мы думаем, что, возможно, Ф.М. Достоевский станет общехристианским святым, и, тем самым, послужит делу объединения огромного числа (более миллиарда) христиан на Земле. Мы говорим — христиан — а не Церквей, ибо это процессы другого уровня. Но объединение людей вокруг светлой памяти и имени Достоевского — дело само по себе замечательное, обладающее огромной нравственной ценностью в эпоху войн, разлада и экологических катастроф. А ведь со всеми этими проблемами нам, людям, без объединения не справиться никак. Мы, те, кто занимается изучением творчества Достоевского, на симпозиумах и конференциях общаемся истинно по-братски, не взирая на различия веры. О Достоевском пишут не только православно верующие россияне и живущие за границей России. Пишут и католики, и протестанты различных конфессий. И не только христиане. О нем пишут и его изучают иудеи, а также представители различных восточных религий. Например, существует большой интерес к его творчеству в Японии. Нужно видеть, с каким тщанием готовят и проводят свои скрупулезные доклады японцы (синтоисты, буддисты и др.). С какой деликатностью и с каким трепетным интересом задают нам, православным, вопросы по тексту Евангелия, по догматам нашей религии, нюансам церковного предания и русского народного восприятия христианства. Все мы, без различия исповеданий, чувствуем себя во время такого общения своего рода "братьями в Достоевском".

Как говорил Ф.М. Достоевский: "Было бы братство, а остальное все приложится". Мы надеемся, что уже само обсуждение вопроса канонизации русских писателей-классиков послужит укреплению среди нас чувства братства.

Татьяна Смертина СОЛОВЬИНАЯ ДОЧЬ

***

В черничные мои глаза

Печальный демон заглянул —

Знать в стон заплачу, и коса

Рассыплется... Я слышу гул

Комет летящих в никуда...

Во тьмах взрывается звезда,

И вихри самых темных душ

Летят сквозь площадную глушь,

Сквозь толп скопленья, нищету, —

Визжа и раня! Налету

Ломая стены и цветы,

Растя сознанье пустоты...

А демон, дико хохоча,

Сидит на крыше избяной,

С его точеного плеча

Вихрится холод вековой...

Крыла — огромны и темны,

Бросают тень на полстраны...

***

Три существа прозрачно-золотые

Явились предо мной в ночи.

Себе сказала: Не кричи.

Себе сказала: Есть миры иные.

Я — восхитилась, но не преклоняясь:

Я знала, мы ведь тоже — мир!

Постигнуть весть хватило сил

И не отпрянуть, страхом ослепляясь.

Их весть была: "Погибло очень много

Планет, загадочных миров...

Но все — самоубийцы вновь!

В исчезновеньях — не вините Бога.

Он силою не гонит в Рай.

Сам от себя — себя спасай".

Исчезли. Мир мой, выбирай!

На стол из крынки, словно тень,

Созвездьем рухнула сирень...

Пишу, а за спиной, где мрак,

Мне мир взалом связал крыла!

Но, тайный, золота зигзаг

Уходит в то, что создала...

***

С утра по радио — аллегро,

По телику — банкет и бред.

А за стеной: "Убили негра!" —

Сегодня в моде сей куплет.

А сумасшедшая девица

Всю зиму бродит, вслед — мальцы.

Руками машет, словно птица —

Из окон пялятся жильцы.

Лежат по ящикам повестки —

Квартплаты рост, как в доме вор.

Как будто всем нам —

изуверски! —

Прислали смертный приговор.

Дождливый ветер в окна дует,

"Убили негра!" —

в сотый раз.

А сумасшедшая танцует —

Ей все завидуют сейчас!

***

Марь луны молодой…

Я с раскрытой душой

Выхожу тихо в ночь,

Соловьиная дочь.

Бьет в колени трава,

В ней русальи слова,

Ей по нраву мой бег,

Юбок шелковых мельк;

Мне на гриву волос

Брызжет осверком рос,

Серебром медуниц

Так и падает ниц.

И хоть я для страны —

Словно птица с Луны,

Мир откликнется пусть

На возвышенность чувств.

Воспеваю не месть

В эту вербную сонь:

Благородство и честь —

Самый светлый огонь!

Вам смешно от огня?

А чтоб сгинул смех прочь —

Вы убейте меня,

Соловьиную дочь.

***

Черный карлик по кругу ходит,

Он завистлив и злобен так,

Что любой для него — дурак,

Что и солнце — темнит на всходе.

Он не в силах понять, что рядом

Есть пространство, где круга нет,

Где иначе раскрылен свет,

Где сирени владеют садом.

Так бродил он вздымая плечи!

Но однажды, в сплошной туман,

Черт ему подарил наган,

Чтоб стрелял, если кто перечит.