День Литературы, 2003 № 02 (078) - [25]

А откуда он взялся? Из моего актерского прошлого. Из навыков русской техники речи, которую я преподавала в Театральной Академии больше десяти лет. Из новых современных технологий, которые я освоила за три года учебы в ведущих сценических центрах США, в Бостоне и в Нью-Йорке, получив единственный в России диплом на право преподавания этих технологий. Из практического усовершенствования этих технологий с учетом русского языка, русского характера, русских традиций.

Я выпустила уже две книги по своему тренингу, соединившему все лучшее из отечественной школы техники речи и американских методик Алекзандра, Линклэйтэр, Ли Страссбэрг и других. Сейчас заканчиваю работу над своим учебником "Говори свободно". Итогом десятилетней работы с рече-голосовым тренингом.

Думаю, что имею право обратиться к читателям газеты: Приходите к нам на тренинг. Я научу вас говорить!

Беседовала Инна Назарова

Григорий Бондаренко ГОРА КРАСНОГО ВОРОНА (старина мест)

Забросить себя на дорогу. Больше, чем на дорогу. Неловкие движения автостопа, тяжелое, до судороги, поднимание руки. Остановись же, попутчик! Остановись! Скоро понимаешь, что весь путь нужно пройти пешком, только тогда познаешь дорогу, а вся радость автостопа — не в удачных попутках и быстром передвижении, — а в неожиданных остановках и монотонной ходьбе по обочине. В скрипе песчинок под ногами. Обочине дороги… Тебя прижимает к каменной стене и терновым кустам, две машины, или две колесницы, не разъедутся свободно — ты лишний на этом пути. Один лишь ты остаешься нетронут, чудом не чудом: машины раз в час. Scenic road — cynic road. И верх цинизма — в твоей ненужности на этой дороге. Ты чужой неспелым терновым ягодам, шипам, мокрому росному папоротнику, грубым грязно-серым камням в стене усадьбы, сложенной поколениями подневольных крестьян. Стоило ли устраивать национальную революцию? Стоила ли игра свеч? И только за оградой оглядывается на тебя, маня доступностью и реализмом, приземистое жилище старого землевладельца, увитое плющом, и пустая средневековая башня рядом прислонилась к нему. Мимо. Только пересчитывай омелы в ветвях дубов.

Там, за поворотом, Гора Красного Ворона. Там на туманной невидимой вершине сидит на дереве обагренный кровью бог-ворон, пройдя десятки превращений. Его не видит отсюда никто. Идти по дороге только для того, чтобы увидеть гору ворона издалека. Останавливается последняя машина и перевозит тебя через речку по мосту. "Здесь и смотреть у нас не на что, в Килкаш. И туристов не бывает совсем". Пожилой водитель как перевозчик в иной мир, усталый Харон на своем посту — человек как функция — больше, чем человек.

Дальше тебе пешком. Все вверх. Закрадывается страх от гнетущей праздничной тишины, нарушаемой только блеянием далеких овец и лаем близких собак. Фермеры следят тревожно, сидя у окон, за чужаком — куда он? В гору по узкой дороге, в эту пору в грязи и навозе, колючий кустарник по сторонам. Но ты сбился с пути и бредешь напролом по заброшенной ферме (for sale), прячась в ветвях от следящих очей. Jack in the Green. Наверх сквозь зеленую панику и ужас. Немного шагов по открытому лугу с некошеной травой, и то, чего ты боялся, что звенело в ушах, происходит въявь: снизу раздаются раздраженные крики хозяина. Стой! Ни шагу наверх! И частная собственность — это только предлог для хранителя границы потустороннего мира. Как кричали тебе лесники в Кара-Даге. Так не уступить же ему сейчас, прорваться сквозь заросли ежевики и терновника, преодолеть одну из этих границ, одну из их границ, оставляя на шипах лоскуты материи и частицы плоти. Вот и принесена жертва, вот и засмеялся в вышине ворон, почуяв запах красной крови. Не упустить тропу наверх. И где-то в еловом лесу на склоне услышишь подзадоривающие восклицания и лай собак — за тобой! За тобой охотятся они. Они уже взяли след, и уйти можно, только смыв влажной листвой запах крови. (Его не сможешь смыть, не смеешь и не смоешь до конца.) Бежишь наверх, уже теряясь наконец в капельках туманного облака на вершине, и видно только на десять сажен вокруг. В тумане теряется лай собак, они со всех сторон, но далеко, за пеленой спасительного тумана, ты попадаешь в сон и плывешь еще выше по густому вереску, вокруг блеют овцы и разбегаются — они боятся тебя — здесь на горе они привыкли бояться богов. Бредешь в облаке, ты достиг края и сам страшишься вершины. Там, чуть дальше за уступом, показались смутно высокие темные фигуры. Ты идешь прямо к ним, завороженный, ступая все быстрей. Обличья становятся светлее, и звуки свиваются в тонкую, чуть слышную мелодию флейты. Идешь навстречу, еще шаг — и они примут тебя, вот порог…

Сзади в лодыжку вцепились собачьи клыки, второй волкодав валит тебя на спину, а задницу обжигает боль — они выстрелили солью. "Лежать, сукин сын, я за тобой, motherfucker, от самой фермы бегу. Пристрелить тебя, что ли?" И это снова лай и укусы собак, по зубам со всей силы тяжелым ботинком, еще раз, еще… Не увидишь его лица. И мир расплывается кровавой кашей, уплывает во тьму…