День Литературы, 2002 № 12 (076) - [17]

Скользя мимо всё ещё прекраснейшей из "евтушенок", вспоминает, по-видимому, несчастного Шпаликова маститый кинематографист — "на дворе пригожий год, Белле чёлочка идёт". И отметив, что на год нынешний и шляпка от Кардена (или кто ещё их там мастерит) — тоже решает снять ремейк фильма "Мне двадцать лет". Уже с учётом, разумеется, что возрастали из славы в славу "евтушенки" и прочие романтики в унисон с погромом Православия, который устроили их покровители из оголтелой хрущёвской братии.

Совсем рядом учитель нобелевского лауреата, сменявшего Васильевский остров на евангелический погост в Венеции, поэт с реки Рейн, судя по всему внушает многострадальному супругу поэтессы, "патриарху" московской богемы на покое художнику М., что пошло автора "Москва-Петушки" выставкой из пивных натюрмортов поминать. Не столько пьянкой беспробудной, мол славен был Венечка, сколько тем, что заявив "не нужны стигматы Святой Терезе, а желанны" (ну, как принципиальной бомжихе), немедленно выпил и заковылял в католицизм.

Регент Храма, ведущий "Православного часа" на суточной прокатолической радиостанции "София", г-н Ковальджи, направляясь на клирос, окинул печальным взглядом старичков и прошептал, вздохнув: "Аидам-старцам, обдумывающим житьё, кончать его под кого, скажу, не задумываясь, кончайте под Феликса Светлого".

В кучке поодаль разочаровывает жаждавших Гусинского Киселёв: "Неувязочка получилась. И всё-то этот православный негодяй Березовский виноват. Пообещать-то "крёстным отцом" Володи стать пообещал, а в последний момент возьми да к англиканам подайся. Вот такой он человек. Пришлось Володе, натурально, в Ватикан отбыть. А там к Баптистерию иудейцев такая прорва, как в своё время у нас в фирму МММ опрометчивых граждан. Вот и не успел".

"Нам не к спеху. До следующего раза подождём, — смиренно молвил главначпупс пен-клуба главный начальник по управлению и согласованию, как известно, г-н Ткаченко. — Непорядок, конечно, что у папистов к Истине придёт. Покарёжена она у них. Ну да у нас — экуменизм".

"Воистину", — поддержал шефа известный московский хитрован Лев Тимофеев, что после выхода в свет знаменитого бестселлера "Двести лет вместе" перестал косить под Исаича и обкарнал бороду а ля Арамис "сорок лет спустя". И тут же, по-видимому вспомнив, что в молодости подавал надежды как поэт, шаловливо стрельнул всё ещё бойкими глазками по сторонам и выдал нечто оруэловское:

"За то евреи любят Папу, что дал Понтифик им на лапу. Но не по-нашенски — греховно, а католически духовно. УРБИ анд ОРБИ всем поведав, иудей — наш СТАРШИЙ БРАТ, а никакой не прохиндей…"

А пока эти и прочие ёрнические пассажи с признаками благонамеренной диффамации (каюсь) морочили душу, служба не только началась, но и кончилась. Пропел хор "Вечную память" и главный библеист России и СНГ (не путать с главным раввином СНГ Адином Штайнзальцем) настоятель Храма Косьмы и Дамиана, что супротив Юрия Долгорукова, о. Александр Борисов уже говорил прощальное слово.

Много хорошего сказал батюшка о Феликсе Григорьевиче. Да и как иначе. О мёртвых, как известно, или хорошо, или ничего. Только вот о том, что в первую очередь славен Феликс своим пронзительным романом о пути советского еврея в Православие "Отверзи ми двери…" ни полслова.

Может и впрямь неуместно было поминать здесь, как со страстью Торквемады (кстати, тоже крещёного, только в латинстве, иудея) гонял в хвост и в гриву его герой-неофит последышей, самочинно "постриженных" в революцию троцких и зиновьевых, каменевых и кольцовых, светловых и самих световых (да, да!), что вместе с товарищами христопродавцами ко времени написания романа более, чем на пятьдесят лет уже погрузили великую Православную Державу в кромешную тьму русского-таки коммунизма.

Однако из песни слова не выбросишь. А когда оно продиктовано Словом — тем более.

И вспомнилось мне, как вся подпольная Москва семидесятых, и левая и правая, забросив Оруэлла и Синявского, "Вече" и (о, Боже!) сам "Архипелаг Гулаг", зачитывалась пусть художественно несовершенным, зато предельно искренним и честным опусом блестящего публициста "Нового мира" времён Твардовского, дебютировавшего в беллетристике. А прочитав, иные (в том числе и аз, грешный) требовали прямо как есенинский Хлопуша: "Проведите меня к нему. Я хочу видеть этого человека".

А когда я сподобился, помню, как на мой патетический вопрос в стиле Белинского Достоевскому по поводу "Белых ночей", а именно: "Да знаете ли Вы, что своим романом восстановили попранное достоинство истинно русского литератора, который немыслим вне Православия, будь он хоть блудный сын Церкви Пушкин, хоть несчастный ересиарх Лев Толстой", Феликс только улыбнулся своей удивительно кроткой и печальной улыбкой. Дескать, ну и загнул восторженный чудак (надеюсь, что не на букву "м"). Слышал, поди, не только панегирики. Было и такое: знаем мы этих данайцев, духовные дары приносящих. Оглянуться не успеешь, как иной батюшка из новиков воскликнет на Всенощной: "Богородицу и матерь Световых (вместо "светов") песней возвеличим".