День Литературы, 2002 № 03 (067) - [2]

А ведь совпадало практически все в их программах. Кроме отношения к красной идее у одних, к белой идее — у других. Не было, да и до сих пор нет понимания, что оба этих лика уже навсегда остались красивыми монументами трагической истории России. Еще живые наследники их идей так же до удивления схожи в нравственном максимализме, в жертвенном отношении к России, в следовании традициям великой русской культуры. И так же тотально непримиримы друг к другу.

Я, как законченный эстет, давно и искренне любуюсь классической завершенностью их ликов. Люблю классическую отточенность звука, цвета, жеста, поступка, деяния. Мне понятен недавний неизбежный выход высокоуважаемого Игоря Ростиславовича Шафаревича из редколлегии "Нашего современника", понятна максималистская непримиримость моего давнего друга Леонида Бородина к любым поползновениям в красноту, я вижу царственную гармонию у Ильи Глазунова… Я понимаю неизбежность ожесточенной публицистики Татьяны Глушковой и Сергея Кара-Мурзы, предугадываю воинственную реакцию Владимира Бушина, как языческие воины древности они не хотят покидать свои священные камни красного лика…

Но у русского патриотизма всегда был и есть третий лик — текучий лик приспособления не к власти, не к материальному бытию, а к своему меняющемуся народу. Как писал Юрий Кузнецов о России: "Ты меняла свои имена, / Но текучей души не меняла…" Живой человек, живой народ, живое государство с грязью и несовершенством. Только завершенность чиста и совершенна в своей красоте. Хотя и белый мрамор или красный гранит завершенных памятников завершенным идеям тоже требуют чистки время от времени. Что же говорить о живом, меняющемся лике патриотизма, искренне пытающегося помочь сегодня своему же народу. Я сразу решительно отбрасываю всех довольно многочисленных квазипатриотов, текучих за своей корыстью или за своим спонсором. Пытаюсь разобраться в целях и задачах текучего лика патриотизма.

Конечно, могли бы все как один умереть за белое дело в гражданскую войну. И не было бы ни России, ни русской культуры, ни "Белой гвардии", ни "Тихого Дона". В своей белой завершенности русский гений, живущий в эмиграции, Георгий Иванов был прав, когда советовал сбросить на красную Москву атомную бомбу. Или белая Россия, или никакая…

Спустя полвека, конечно, могли бы все как один умереть на баррикадах Дома Советов, оставив всякой заокеанской нечисти и восточным гигантам свою территорию и красивую красную легенду о себе. Как писала Татьяна Глушкова: "Так значит, эта раса не убита / И даром, что нещадно казнена?"…

Красный лик и белый лик — это уже святые той или иной Руси, и святые очень нужны будут России в будущем, а живые движители патриотизма через свой позор отступничества от былых идеалов ведут свой народ к новым идеалам, еще незавершенным и незаконченным, увы, даже не проясненным, но нарабатываемым самой жизнью. Красный и белый лики — это статуи богов в греческом пантеоне. Им не нужны даже чужие пылинки. И потому для красной жрицы Татьяны Глушковой адепты белого движения виделись простыми разрушителями ее державы. В свою очередь, для Игоря Шафаревича и Леонида Бородина сама красная идея являлась главной причиной разрушения русского многовекового порядка, и нынешний развал державы был обусловлен неизбежностью коммунистического тупика и гнилостным разложением ее партийной элиты. Для них неприемлемо любое примирение, любой компромисс с красным ликом.

Но я вижу и ту и другую правду. Восхищаюсь их героизмом, но вижу, что и та и другая — правда прошлого, а сегодня Россию необходимо спасать, используя любые обломки любой идеи, все, что годится, как костыли для раненого бойца. И я присоединяюсь к текучей третьей правде. Третий лик перетекает из красного в белое, из белого в красное, а потом соединяет красное и белое еще с чем-то невиданным, технократическим, полублатным, варварским, временами он похож на уродливого орка из "Властелина колец". Третий лик течет вместе с самой жизнью. Кто его носители? Это и отец Дмитрий Дудко, прошедший через позор отступничества и покаяния перед властями, отпавший от белого ради своих неприбранных прихожан. Это и прекрасный исторический писатель Дмитрий Балашов, вчера еще призывавший вешать всех большевиков, а потом ставший доверенным лицом Зюганова. Это и белый рыцарь, скульптор Вячеслав Клыков, сохраняющий верность памяти царям и вошедший в руководство левой НПСР. Через свой позор отречения, хотя бы частичного, уже от красной идеи прошли и Станислав Куняев, и Василий Белов, и Александр Проханов. Прошли увлечение и красным, и белым, и зеленым, и черным Владимир Личутин и Вадим Кожинов, Александр Зиновьев и Николай Бурляев, Татьяна Доронина и Георгий Свиридов. Они все не стали умирать за красную идею ни в августе 1991 года, ни в октябре 1993 года, придя к своей смене вех, ища варианты для выживания и спасения своего родного народа. Не вижу в их поведении никакой трусости. Разве назовешь трусом Александра Проханова, прошедшего через множество войн, а в какое многообразие форм и идеологических, и социальных бросился он вместе с нашей общей газетой "Завтра", стараясь приветить ростки живого народного русского сознания, где бы они ни произрастали. С точки зрения классической завершенности, приверженности одной идеи правы все его критики, права Татьяна Глушкова, прав Юрий Мухин, прав Владимир Бушин. Ну а если его идея — спасение государства, в какой бы форме ни произошло это спасение, тогда как быть? И кто знает, какая идея будет у нового русского государства? Кто знает, сохранится ли оно вообще? И не есть ли на сегодня это главная цель всех патриотов — сбережение народа и государства? Я понимаю, что некрасивые, неизящные шатания Станислава Куняева и его журнала "Наш современник" от одного приоритета к другому, от печатания Александра Солженицына до публикаций уничижительных статей Владимира Нилова, конечно же, не могли не вызвать одновременных нападок на него из красного и белого стана. Только отмахнется от многопудовых писаний Владимира Бушина, как получает удар по журналу справа. Но вот что поразительно: тираж журнала при этом — самый большой из всех литературных журналов любой ориентации. И тот же неутомимый искатель истины Вадим Кожинов всегда оставался для Леонида Бородина чересчур красным, а для Татьяны Глушковой — неким белым "адвокатом измены". А если движители жизни, раздражающие своей пестротой поиска, изменяли белой ли, красной ли идее ради спасения сегодняшнего голого, босого, нищего, униженного русского человека и готовы меняться дальше, даже не зная, куда это движение, эта текучесть лика приведет? Одних она ведет прямо в камеру Лефортово, как Эдуарда Лимонова, других — в президентские круги, как его недавнего верного друга и соратника Александра Дугина. Кто из них прав?