День козла - [35]

– Нас воспитывали! В школе, в семье. В пионерской и комсомольской организациях! Факт!

– Да брось, – отмахнулся полковник. – Грабители да бандиты тоже в пионерах состояли. И в школе тому же, чему и ты, учились. А выучились в итоге все разному! А большинство – вовсе ничему. Ни украсть, ни покараулить…

– Эй, Ваха! – прервал вдруг спор Гаврилов, обращаясь к хозяину кафе. – Где ты там? Покормишь служивых?

Кавказец, до того молча колдовавший над шкворчащим мангалом, обернулся, хищно блеснул зубами, изображая улыбку.

– А это что еще за моджахед? – глядя на него подозрительно, поинтересовался Коновалов,

– Тутошний, – пояснил Гаврилов. – Ваха Цечоев. Когда-то, при советской власти еще, отсидел за разбой лет десять. Потом в наших колхозах шабашил – коровники строил, свинарники, тока асфальтировал. А сейчас малым бизнесом занялся – кафе вот это держит, киоск.

– И много у вас таких?

– Кавказцев-то? Да где ж их сейчас нет! Понабежали… из своих вольных республик. И армяне есть, и грузины. А Ваха – ингуш.

– А чеченцев много?

– В городе нет. А в селах несколько семей прижилось. В основном скот держат. Пока вроде тихие…

– Эх, зачистку бы здесь устроить, – мечтательно вздохнул полковник. – С тотальной проверкой личностей. А то кого только нет! Какая уж тут безопасность?!

– Да, с народом вам крупно не повезло, – ухмыльнулся ехидно Гаврилов. – Вы для него старались, старались, с президентом своим, а в ответ – ни любви, ни лояльности…

Появился Ваха, поставил на столик три тарелки с кусками обжаренного до румяной корочки мяса, щедро посыпанного резанной мелко зеленью, с крупными кольцами лука, поинтересовался деловито:

– Пить что будете, товарищи командиры? Пиво? Водку?

– Воды еще принеси. На службе, – развел руками, сожалея будто по несостоявшейся выпивке, Гаврилов.

– Может, товарищу, который президента охраняет, коньячку налить? Настоящего, армянского!

– Откуда ты меня знаешь? – неприятно удивился Коновалов.

– По телевизору видел, – обезоруживающе растянул губы в улыбке Ваха, блеснув влажно зубами. – Рядом с президентом. Все на него смотрели, только ты – в сторону. Сразу видно – телохранитель!

– Наблюдательный, – криво усмехнулся полковник.

– Очень наблюдательный, – согласился, скаля зубы, Ваха. – А еще я наблюдаю, товарищ начальник, что ты нехорошо на меня смотришь. Падазрытельно! Кавказец – значит, террорист, боевик, да-а?!

– Ладно, Вaxa, – миролюбиво поднял руки Гаврилов. – Никто ни в чем тебя не подозревает,

– А почему нэ подозревает? – вроде обиделся даже шашлычник. – Нада падазрэвать! И твоему прэзэденту на Кавказ ехать не нада. Секим башка сдэлают! А ты – военный, – обращаясь к Коновалову, заявил Ваха. – Я понимаю. Приказ, тудым-судым… Ты не виноват. Так что кушай. И Сашку корми. Он – Герой, солдат. Тоже нэ виноват. Дэнги нэ нада. Угащаю.

Сказав так, Ваха удалился с гордо вскинутой головой, а Коновалов, двигая ближе к себе тарелку с шашлыком, заметил:

– Борзые они тут у вас. Никакого уважения к титульной нации.

Гаврилов не ответил, стал потчевать Сашку:

– Ты ешь, герой. Попадешь на нары – тебя там шашлыками кормить не будут. Разве только из собачатины.

– Собак мы в Чечне ели, – заявил, будто проснувшись, Сашка. – Под Гудермесом. Сухпай не подвезли, три дня на подножном корму. А там собаки здоровые, как телята… Ну, подстрелишь одну, шкуру сдерешь – и на костер. Мировая еда!

– Может, и этот баран еще вчера гавкал? – задумчиво глядя на кусок мяса, предположил полковник.

В кармане кителя Гаврилова резко заверещал звонок мобильного телефона.

– Вот зараза, – в сердцах заявил подполковник. – Не привыкну никак к этой штуке. Везде достанут…

– А зачем носишь? Оставь в кабинете – пусть там жужжит, – предложил Коновалов.

– Казенный, – с неприязнью глядя на телефон, пояснил Гаврилов. – Мне его по случаю вашего визита выдали. Рации-то у нас сам знаешь какие – один хрип и треск, ничерта не поймешь! – он, дальнозорко отставив трубку, нерешительно ткнул указательным пальцем какую-то кнопочку, с опаской поднес к уху. – Слушаю!

Потом, кивнув хмуро невидимому собеседнику, бережно спрятал мобильник в карман, сказал озабоченно.

– Быстро доедаем, ребята, и в машину.

– Что случилось? – насторожился Коновалов.

– Ты ешь, ешь… У нас, понимаешь, труп на улице. В трех кварталах отсюда. С огнестрельным ранением… Да ты жуй, а то неизвестно, когда теперь ужинать придется… Убитый опознан. Учитель местной школы Вениамин Георгиевич Воскресенский. Застрелен пятнадцать минут назад, в центре города. Свидетелей – десяток, но выстрела никто не слышал. И убийцу не видел. Шел человек в магазин и вдруг упал с пулей в сердце.

– Снайпер?! – изумился полковник. Гаврилов пожал плечами в растерянности:

– Похоже на то…

– Поехали, – отодвинув тарелку, вскочил Коновалов. Гаврилов тоже встал, кивнул на безмятежно поглощавшего шашлык Сашку.

– Парень-то в это время с нами был…

– Ладно, оставь его здесь, – махнул рукой полковник. – Понадобится – найдем.

ХIХ

Площадь, где до сих пор лежал труп сраженного пулей учителя, являлась как бы центром городка. Узкие улочки, на которых встречные автомобили едва могли разминуться, сливались здесь в широкий проспект. По его сторонам располагались здания муниципалитета, бывшего сельхозуправления, ставшего теперь филиалом Сбербанка, прокуратура, милиция, суд, кинотеатр «Серебряное копытце», пестрящий ныне множеством вывесок и превратившийся неизвестно во что. Дом колхозника и ряд одноэтажных, не чета столичным супермаркетам, магазинчиков, пользовавшихся, тем не менее, вниманием покупателей. А надзирал за кипящей на пятачке маленького городка жизнью строгий Ильич, и пулеметы его постамента-броневичка грозно выцеливали расплодившихся неимоверно в последние годы местных буржуев.