День, когда в городе идет дождь - [3]

И тут же, отчего-то смутившись, бордово покраснела и быстро спрятала маленькие острые кулачки в карманы куртки. Отвернулась, исподлобья пронзив меня косым взглядом лукавых глаз.

Я дипломатично пожал плечами — дескать, ничего не видел…

И тут суровая пухлая туча, до сей поры лениво плевавшаяся колючими иглами слабой мороси, вдруг вспомнила, что в ее резерве еще есть и мощь, и сила.

Сердито прогромыхав в вышине тупыми костями, она обрушила на нас тяжелую стену холодной воды. Начался настоящий ливень. Поднялся ветер, срывая с мокрых веток тяжелую листву… Наверное, такие ливни случаются на море, когда накатывается грозный девятый вал, и громадные, высотой в многоэтажный дом, бессердечные буруны, клокоча и пенясь, уносят в черную пучину парусные корабли, ведомые бесстрашными капитанами…

Радостно заворкотали в лужах, булькая, беспокойные пузыри, лопаясь холодными брызгами. Почерневший воздух пронзила яркая стрела молнии, и следом за ней, немного опаздывая с ответом, по-стариковски что-то проворчал недовольный гром. И в лицо сладко пахнуло прохладной грозовой свежестью.

Я едва успел спрятаться от новой порции дождя под гигантской, как шатер цирка шапито, кроной раскидистого тополя, который рос в центре двора.

Зелёный шелестящий зонтик надёжно защитил меня от гнева разбушевавшихся небес. Впрочем, я и так был уже мокрым до последней нитки, так что мне уже можно было не бояться принять очередную порцию нерукотворного душа.

А вот Делина…

Она слегка замешкалась, и плотные, как стена, струи дождя насквозь пронзили ее. Не спасла Делину тонкая летняя курточка, лихо, по-гусарски наброшенная на худощавые плечи поверх голубоватой футболки-безрукавки…

Но бесшабашную Делину ничуть не смутили хулиганские выходки вредной тучи.

Раскинув в стороны тонкие руки, покрытые нежным загаром, которые в густой пелене дождя казались стеклянно-прозрачными, почти бесцветными, она подпрыгнула, словно желая, как птица, взлететь в дождливые небеса, чтобы разорвать мутную пелену неподвижных туч, очистить небо и освободить из заточения солнце… Но человек, к сожалению, не птица, ему не дано летать, и неподвластна ему высь неба… Может быть, мысль эта пронзила и Делину, когда она, что-то восторженно крича, бросилась под защитный шатер великана-дуба… Делина бежала не очень быстро, громко шлёпая по бурлящим лужам, и брызги летели во все стороны. И ещё минуту назад чистая белая юбка Делины быстро покрылась грязными разводами.

Едва Делина вбежала под зелёный зонтик дуба, как ливень, словно в насмешку, стих. Видимо, в коварные планы тучи не входило столь быстрое и нерациональное использование своего далеко не бесконечного дождевого запаса. Зачем бесцельно поливать землю, если нельзя настичь жертву, пробившись сквозь плотную листву? И дождь снова медленно и монотонно застучал по слякотно-серой земле, дожидаясь, пока нам не надоест скрываться под зеленым зонтиком, чтобы, как только мы выйдем, обрушиться на нас с новой силой…

Делина вытянула из-под куртки мокрую грязную ладошку и тихо сказала:

— Дай семечек…

Делина знала, что я всегда ношу с собой семечки. Специально для неё.

Делина очень любила семечки и знала, что я не смогу отказать ей, и беззастенчиво пользовалась моей добротой. Впрочем, меня это обстоятельство ничуть не угнетало. Даже наоборот…

Семечки я покупал в Старом Городе, на Набережной, у добродушных старушек, которые чинно сидели рядом со своими большими мешками, доверху наполненными душистыми семечками. Я не знал, как они управлялись с этими мешками, кто помогал им приносить их. Когда я приходил в Старый Город, они уже сидели под стреловидными арками старинных купеческих особняков, поджидая редких покупателей. А когда уходил, они не спешили уходить, и их полотняные мешки по-прежнему были до краёв наполнены отборными семечками, пахнущими жаром летнего солнца и прелью земли. Самыми вкусными в мире румяными семечками… Самыми вкусными потому, что они продавались в Старом Городе, где даже воздух был не таким, как в современных микрорайонах. Там он пах грубым бездушным железом, был насквозь пропитан ядовитыми парами выхлопных газов, — а здесь, в Старом Городе, вдали от шумных улиц, воздух был соткан, казалось, не только из ароматов густых, по колено, трав, нежного шелеста листвы и робких колокольных перезвонов уцелевших церквей.

Воздух Старого Города нес в себе что-то сказочное, необычное, таинственное, чему нет названия в современном языке, но что, конечно же, существует, независимо от нашего хотения или желания. То, что нельзя увидеть, а можно только почувствовать… Как в раннем детстве, когда каждый новый предмет ты видишь впервые и готов поверить в близкую сказку… Так и обыкновенные семечки, словно волшебный талисман, как-то случайно, невзначай, были связаны у меня со Сказкой. Сказкой Старого Города, которую придумал я сам, когда бродил по тихим и ласковым старинным улочкам.

Мне представлялось, что если в определённой последовательности съесть две-три горсти семечек, купленных из разных мешков, то после этого будет очень легко найти один старый дом, ворота которого забраны узорчатыми решетками. Войдя в этот дом, можно увидеть одну маленькую железную дверь.