День гнева. Принц и паломница - [44]

Однако Мордред медлил, привлеченный этим новым проявлением британской роскоши. Он никогда прежде не видел сада, даже помыслить себе не мог, что участок земли может быть тщательно распланирован и засажен только ради красоты и удовольствия его владельца. Еще раньше он углядел в окно статую, на фоне темного переплетения ветвей казавшуюся призраком. Теперь ему захотелось рассмотреть ее поближе.

Статуя тоже показалась ему странной. Девушка в легких одеждах склонилась, словно лила воду из чужеземного вида раковины в пруд у подножия пьедестала, выложенный камнем. Единственные статуи, что он видел до тех пор, были грубые изваяния островных богов, камни со следящим оком. Девушка была красивой и почти настоящей. Сгущавшиеся сумерки превратили пятна лишайника, поползшего по ее рукам и забравшегося в складки платья, в нежные серые тени. Раковина была совсем сухой, но по воде в каменном пруду тихо плыли останки летних кувшинок. Под их почерневшими листьями он разглядел медленное шевеленье хвоста большой рыбины.

Оставив мертвый фонтан, Мордред легко сбежал по травянистому склону к берегу реки и ленивым лебедям. Здесь, открываясь на реку, спрятанная от дворцовых окон увитой виноградником кирпичной стеной, стояла беседка, очаровательный укромный уголок с мозаичным полом и полукруглой каменной скамьей, концы которой были богато украшены каменной резьбой с виноградными гроздьями и рожицами купидонов.

На скамье что-то лежало. Он подошел поближе. Это были пяльцы с вышиванием: на продетом в них квадратном льняном лоскуте в очаровательном узоре сплелись листья, цветы и ягоды земляники. Из любопытства Мордред поднял пяльцы со скамьи и тут же увидел, что основа насквозь промокла, и на ткани остались темные пятна от камня, на котором она лежала. Должно быть, позабытое вышивание лежало здесь уже немало времени. Откуда ему было знать, что сама королева Моргана уронила его здесь, когда сюда, на место их тайных свиданий, ей принесли известье о смерти ее любовника. С тех пор она не выходила в сад.

Мордред опустил испорченное вышиванье назад на скамью и снова прошел через лужайку к дорожке, шедшей под окнами дворца. Как раз в тот момент в одном из них зажегся свет, и в вечерней тишине ясно зазвенели голоса. Один из них, повышенный в расстройстве или во гневе, был ему незнаком, но другой, отвечавший ему, принадлежал Моргаузе. Мордред уловил слова «корабль» и «Камелот», а потом «принцы», и тут, не дав себе даже времени подумать, он оставил дорожку и шагнул ближе к стене под окном, прислушиваясь.

В окнах не было слюды, и располагались они высоко, в нескольких пядях у него над головой. Разговор доносился до него лишь урывками, когда женщины повышали голоса или подходили к окну. Моргана — как оказалось, первый голос принадлежал ей, — судя по всему, в беспокойстве, почти что в смятении, мерила шагами комнату.

— Если он заточит меня… — говорила она. — Если он только посмеет! Меня, сестру самого Верховного короля! Чья единственная вина в том, что ее сбили с пути истинного забота о королевстве брата и любовь к своему супругу! Разве моя вина в том, что от любви ко мне Акколон потерял голову? Разве моя вина в том, что он напал на Артура? Все, что я сделала…

— Да, да, эту байку ты мне уже рассказывала. — В голосе Моргаузы не было сочувствия, одно только раздраженье. — Молю, избавь меня от этого! Но тебе удалось заставить поверить в это Урбгена?

— Он отказывается говорить со мной. Если б я только могла явиться к нему…

— Так к чему ждать? — снова прервала ее Моргауза, наигранное удивленье в ее словах едва-едва прикрывало презренье. — Ты — королева Регеда, так что повторяй без устали всем, кто готов будет слушать, что ты не заслуживаешь от своего супруга ничего иного, кроме благодарности и разве что прощенья за неразумие. Так чего ж ты здесь прячешься? На твоем месте, сестра, я нарядилась бы в лучшие одежды, надела б корону Регеда и явилась бы со свитой в большой зал во время мира или совета. Тогда ему пришлось бы выслушать тебя. А если бы он все еще колебался, то все равно не посмел бы при всем дворе выказать неуваженье к сестре Верховного короля.

— В присутствии Нимуэ? — горько переспросила Моргана.

— Нимуэ? — Моргауза явно немало была удивлена такому повороту событий. — Потаскушка Мерлина? Она все еще здесь?

— Да, она все еще здесь. И она теперь тоже королева, сестрица, так что следи за своими словами! С тех пор как помер старый колдун, она вышла замуж за Пеллеаса, разве ты не знала? Меч она отослала на юг, но сама осталась и поселилась где-то в городе. Полагаю, этого Урбген тебе не сказал? Держит язык за зубами и надеется, что вы не встретитесь! — С визгливым нервическим смехом Моргана вновь отвернулась от окна. — Мужчины! Клянусь Гекатой, как я их презираю! В их руках вся власть, а у них самих — ни капли смелости. Он ее боится… и меня… и тебя тоже, в этом я не сомневаюсь! Словно большой пес среди шипящих кошек… Ну да ладно, возможно, ты права. Возможно…

Остальное потерялось в сумерках. Мордред ждал, хотя этот их разговор не особо его интересовал. Ему не было дела до того, во что выльются гнев короля на злоупотребления королевы и попытки их примиренья. Но подслушивать дальше его заставила репутация королевы Морганы, а также то, с какой легкостью упоминались в этом разговоре великие имена, которые до того были для него лишь частью легенд и сказок, рассказываемых при свете лампы.