День дурака - [8]

Мальчики ушли, а Иван остался.

– Ты мог бы лить воду на камень каждые три минуты? – спросил Марко и протянул Ивану алюминиевую кружку и ведро.

– А как вы относитесь к идеям Платона?

Иван упомянул этого философа, потому что сейчас, в двенадцать лет, ему хотелось казаться не по годам развитым ребенком. Марко жестом велел Ивану сесть на груду бревен и плюхнулся рядом:

– А ты знаешь, почему умер его предшественник Сократ? Он поднял голос против тирании. Так было тогда, так и сейчас. Ничего не изменилось. Наше правительство – шайка деспотичных мошенников.

– Но ведь благодаря Платону…

– Нет, – отрезал Марко. – Он писал, окруженный тиранами. Нужно уметь читать его произведения. Это политика, а не философия.

Марко говорил так громко, что Иван обернулся, ожидая, что сейчас их обоих бросят в тюрьму.

– Но вы же говорите все, что хотите, и вы не в тюрьме.

– Я чуть было не стал министром культуры, но выступил против «мерседесов» и шампанского. Поскольку у меня есть знакомые в СССР, меня сочли шпионом и доносчиком и тайком сослали сюда. Это моя Сибирь. Ладно, хватит об этом, нужно работать. Я должен содержать старую каргу и молодую ведьму, – сказал он с язвительной горечью, свойственной сербам.

Ивану казалось, что учитель скорее сгодился бы на должность министра антикультуры, если таковая вообще существует.

Марко подошел к камню. Он снова и снова ударял по рукоятке долота тяжелым молотком. Металл монотонно звенел, и ритм ударов гипнотизировал. Голубоватая сталь врезалась в голубовато-серый камень, и каменная крошка разлеталась вокруг. Марко со своими седыми волосами и бледными синюшными щеками сливался с каменной пылью, и через некоторое время Иван видел только скалу с парой изогнутых бровей. Иван уставился на пока что безымянную плиту, на которой проступали черты лица, вернее только брови – ни носа, ни глаз, ни ушей.

– А есть вечная жизнь? – вдруг спросил Иван.

Это очень важный вопрос, на который он не нашел ответа. Иван посещал кальвинистскую церковь, и пока был маленьким, очень боялся органа. Сухонькая немка играла на нем с таким ужасом в глазах, словно на нее вот-вот нападут партизаны. А если учесть те громкие звуки, которые вылетали из инструмента, ее страх имел под собой основания. Иван считал, что ходить в церковь стыдно. Низоградцы распространяли слухи, что кальвинисты устраивают оргии. Эти слухи привлекали в церковь некоторых пожилых мужчин, которые, расстроившись, что не застали никаких оргий, распускали новые слухи – якобы кальвинисты совокупляются с овцами. Многие дети в школе дразнили Ивана овцелюбом. Но страх вечных мук пересилил стыд. Священник сказал, что в один прекрасный день может прийти Спаситель, а потом громовым голосом зачитал отрывок из Библии: «И сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю; и третья часть дерев сгорела, и вся трава зеленая сгорела… и третья часть моря сделалась кровью… И вот, произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно как власяница, и луна сделалась как кровь. И звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои. И небо скрылось, свившись как свиток». А те, кто не будет спасен, останутся на пустынной, пропитанной кровью и гарью земле, чтобы мерзнуть без солнца, голодать и молиться о смерти, но они не смогут даже умереть.

Иван повторил свой вопрос:

– Есть вечная жизнь?

Марко повернулся и посмотрел на Ивана так, словно чего-то недопонял.

– А почему вы все время работаете? – Иван сменил тему, словно Марко и впрямь не понял предыдущего вопроса.

– Господь работал шесть дней, кто я такой, чтобы работать меньше? Все сущее мучается и трудится, и я тоже должен.

– Но ведь работа – это наказание, почему бы вам не избегать ее?

– Если не будешь работать, то вырастешь слабым и ленивым, тысяча пороков и змей отравят тебя.

– Но разве нельзя возвыситься над этим?

– Нельзя. Никто не может подняться достаточно высоко, кроме Всемогущего Господа. Ты должен работать в поте лица. И если не примешь свое наказание, то Бог сотрет тебя с лица земли. – Марко выглядел как суровый судья, отправляющий подсудимого на пожизненное заключение в трудовой лагерь Сибири.

Марко схватил лопату, мускулы челюстей снова ходили ходуном. Иван почувствовал пустоту в груди.

– Но ведь Бог – это любовь, разве нет?

– Правильно. Он хочет, чтобы ты держался подальше от дьявола, а ты выполняешь это предписание, сосредоточившись на работе. Любовь – это работа, а не лень.

Иван расстроился больше, чем парень, который спросил Иисуса, что он должен сделать для спасения, а тот ответил: раздать все богатства бедным.

– А есть рай? Ад? Вы поэтому работаете?

– Господь не будет жарить тебя, как итальянцы жарят лягушек. Нет, Господь – это тебе не итальянский повар. Никакого ада нет. И рая тоже.

– А вечная жизнь?

– Творец учится у того, что Он сотворил, и на примере того, что, в свою очередь, сотворит его творение. Чем больше ты работаешь и созидаешь, тем больше Господь учится у тебя. Твоя вечность в том знании, которое продолжает жить в Боге. И как часть его, ты продолжаешь жить. Но сам по себе ты жить не можешь, даже сейчас ты существуешь не просто так своими силами, все они одолжены тебе Господом, и отдельно от Творца мы не живем.