Демоны Хазарии и девушка Деби - [11]

«Коней? – удивились мужчины. – Дай нам их сейчас. Пожалуйста».

Им надо было одолеть тысячу пятьсот километров, пересечь всю Хазарскую империю до берегов Хазарского моря, до города на самом выступе континента – Лопатина.

«Сейчас нет», – сказал хозяин, и если это выглядело как шантаж, то это именно и был шантаж. Когда живут в таком одиночестве, то шантажируют также с целью задержать людей. И еще быть может, это заставили его сделать дочери, чьи груди так вызывающе выделялись под платьями.

Он не задумывался и не собирался делать этот разговор более приятным: «Сейчас я вам коней не дам, ибо вот уже шесть месяцев я не исполнял утреннюю субботнюю молитву в обществе евреев. Я хочу видеть вокруг себя людей, закутанных в талесы. Да, я жажду исполнить эту заповедь».

И это была правда. И даже если она была неполной, довод был ясен и уважителен. Одиночество в таком хуторке на окраине Хазарской империи было воистину ужасным. И свиней они выращивали скорее, чтобы развлекаться с ними, или занимались явно ненужными для хазар вещами, которые оставляли им проходящие чужестранцы, как, например, вазы для цветов или уродливые диваны для салонов, которые они собирали для хуторян.

Мужчины сделали быстрый расчет, в котором фигурировали доводы, которые мы можем здесь привести, ибо знакомы с их мыслями, не высказанными ими вслух: «Да, субботние молитвы, когда не хватает двух до десяти участников, проблематичны. Мы должны излить чувства наших сердец перед Создателем, исповедаться Святому, Творцу мира. Кони, конечно же, гораздо скорее приблизят нас к тем, которые с нетерпением нас ждут, и нам и вправду необходимо услышать от хозяина еще данные, чтобы знать, как вернуть детей и как уничтожить это чудовище – черного Самбатиона». Доводы нагромождаются быстро.

Двое из парней кинули быстрые взгляды на двух девушек, а те вернули им взгляды и улыбки, и Дебора ловко выхватила дорожную сумку из руки приглянувшегося ей парня и крикнула: «Все, все, вы остаетесь здесь. Сумку свою ты не получишь». И убежала, громко смеясь.

«Отдай мою сумку, – рассердился молодой человек и побежал за ней, – сейчас отдай сумку».

Но она вбежала в глубину конюшни, а он – за нею. Нам хорошо знакомы эти глупости: ими отлично пользовались в те дни, как и сейчас.

Глава девятая

Конюшня была длинной. В воздухе ее стоял смешанный запах соломы, скошенных колосьев и конского помета. Шесть коней, по трое с каждой стороны, переступали копытами в стойлах. Два стойла были пустыми. Кони ели из корыт жито, смешанное с медом, что портило им зубы, но делало их жизнь сладкой и чудесной в этом небольшом местечке, затерянном на окраине Хазарской империи.

Когда Дебора исчезла в глубине конюшни с сумкой, Эстер подумала, что в чем-то прогадала: «И я должна была сделать так с приглянувшимся мне парнем», – подумала она про себя, но понимала, что сейчас, после поступка Деборы, это будет плохо выглядеть и не принесет ей никакой выгоды.

Ахав же вошел в конюшню вслед за Деборой с глупой улыбкой на лице, говоря с угрозой, звучащей уж совсем нелепо: «Отдай мне сумку, она моя».

«Она моя, она моя», – перекривляла его Деби. Удивительно, как все эти игры не меняются со временем, поколениями, расами, модами на полноту или худобу, народами и верами, переходя от всадников к морякам, от бойцов, несущих легкое оружие за плечами, до борцов за права человека, несущих записанные на бумаги декларации в своих карманах. И так же сила зеленых глаз с карими блестками не изменяется.

Она спряталась за крупом серой в крапинку лошади. Он прыгнул внутрь стойла, пытаясь протянуть руку через спину лошади, затем под ее животом, чтобы дотянуться до сумки. Но ничего не добился, вызывая еще более сильный смех Деби.

«Ага, – сказал он, – сейчас увидишь». И закрыл дверцу в стойло.

«Что ты делаешь? – испугалась Деби, глаза её заблестели. – Ты с ума сошел, дай мне выйти. Лошадь начнет беситься и побьет нас. Ты же не знаешь ее нрава. Это сумасшедшая лошадка. Спокойно, Лилит, спокойно».

«А мне все равно», – сказал он и рванулся вперед.

Она замешкалась, не успев отпрянуть, он сумел схватить ее, потянуть к себе, заломить ей руку и забрать сумку. Она закричала: «Ой, ай, оставь меня, оставь, болит же, болит».

Она потерла руку: «Уф, мог бы быть поосторожней».

«Научись не хватать мою сумку».

Она облокотилась о Пилит и погладила ее. «Как тебя зовут? Меня зовут – Дебора».

«Я знаю. Я – Ахав».

«Ахав», – протянула она, словно бы пробуя это имя на вкус.

«Можешь меня звать – Ахи. Меня все так зовут».

«Ахи», – повторила она. Это действительно звучало лучше, но ей не понравилось.

«Так вы разводите пчел?» – спросил он.

«Да. Отец мой и брат Довалэ этим занимаются. И еще пашут. Они выполняют всю тяжелую работу. У нас же, женщин, жизнь здесь весьма приятна. Не то, чтобы я была в других местах, но слышала о том, что дома переносят с места на места, и женщины должны это делать все время. Не хотела бы я жить в доме, который все время переводят, как это происходит в городе».

«У вас прекрасные кони, – сказал он, поглаживая лошадь, – и у меня должен был быть конь. Если бы это путешествие с целью привести домой детей графа завершилось удачно, я бы за это получил лошадь. Таков был договор. И с этим обещанием мы вышли в дорогу, шестеро парней, мобилизованных в городке графа. Добрались мы до чужого государя, увидели каменные дома, и не спрашивай, насколько потрясают эти строения, каменные башни, стены. Забрали мы детей, с ними еще больную женщину из нашего народа и двух итальянских евреек, которые были служанками, отпущенными на свободу. Построили мы носилки, и вышли в путь до того места, где этот дьявол прибил нас».