Демонолог - [65]

– Во плоти. В болезненно-бледной плоти.

– Как ты меня нашла?

– Сколько, по-твоему, в Уичите таких заведений, как эта шотландская таверна?

– Ты прилетела сюда?

– Автобус показался мне не лучшим способом сэкономить время.

– Бог ты мой! Элейн! Ты здесь!

– Да, я здесь. Так ты собираешься взять этот кофе или нет? Потому что он обжигает мне руку, черт возьми!

Я беру у нее чашку кофе. Теперь она жжет пальцы мне, черт побери!

Но О’Брайен уже у меня в номере. Закрывает за собой дверь, шлепается на кровать и изображает снежного ангела, валяясь на простыне.

– Ночной пот, – замечает она, выпрямляясь. – Знакомая вещь.

– Как ты?

– А как я выгляжу?

– Отлично. Как всегда.

– Дэвид, если бы я всегда так выглядела, я бы давно покончила с собой.

Я присаживаюсь рядом с ней на край постели. Беру ее руку в свою.

– Ты похудела, – говорю я.

– А ведь я ем! Но у меня внутри сидит маленькое прожорливое чудовище, которое все это поглощает. Это было бы чертовски здорово, если бы не происходило со мной.

– Как же ты будешь здесь? Без своих врачей, я имею в виду.

– Я уже говорила тебе, что я думаю о врачах. К тому же я притащила сюда с собой все, что современная медицина может мне предложить. – При этих словах Элейн достает из кармана джинсов пузырек с таблетками. – Морфин. Поделюсь с тобой, если будешь хорошо себя вести.

– В данный момент лучше выпить кофе. Спасибо.

– У этого кофе вкус вареного крысиного дерьма.

– Значит, это оно и есть.

Я отпиваю еще глоток. И чуть не выплевываю его обратно, когда О’Брайен начинает хохотать, и я к ней присоединяюсь. К тому времени, когда мы вновь обретаем контроль над собой, проходит целая минута, и мне приходится вытирать струю кофе, вылетевшую у меня из носа, а моя коллега демонстрирует на своих щеках румянец смущения и неудовольствия, вызванный овладевшим ею приступом кашля.

– Погоди-ка минутку, – говорю я. – Ты же обещала не приезжать.

– Неправда. Я обещала не спрашивать у тебя разрешения приехать.

– Значит, ты запрыгнула в аэроплан…

– …и прилетела сюда сквозь ночь тебе на выручку.

– Меня не нужно выручать.

– Это спорный вопрос. Но тебе, я абсолютно, черт подери, уверена, нужна я.

С этим не поспоришь.

– А знаешь что, О’Брайен? Тебе-то я могу это сказать. Я боюсь.

– Чего конкретно?

– Потерять Тэсс.

– Но это не единственное, чего ты боишься, не так ли?

– Да, не единственное. Были еще разные вещи, которые я видел. Я боюсь Безымянного, к которому, мне кажется, я все ближе и ближе. И того парня, который меня преследует.

– И еще кое-чего, готова поспорить.

– Чего?

– Того, что я права. Что у тебя шарики зашли за ролики. И что ты тот, кто нуждается в серьезной помощи.

– Может быть. Может быть, и этого.

– Давай уж лучше я буду обо всем этом беспокоиться, хотя бы некоторое время, о’кей?

– В этом-то все и дело! Теперь, когда ты сюда заявилась, я и о тебе тоже беспокоюсь.

Она встает и подходит к окну. Раздвигает шторы на полдюйма, выглядывает на парковку, на небо бледного зеленовато-синего цвета.

– Давай-ка вот что определим, – говорит Элейн, обернувшись ко мне. В царящем в номере полумраке ее болезнь почему-то более заметна, чем при прямом освещении. Сейчас видно, что значительная ее часть уже рассосалась, растворилась в окружающей ее тени. – Ты слушаешь?

– Слушаю.

– Это последняя поездка, которую я сумела предпринять. Не знаю, сколько еще я протяну, но могу тебе сказать вот что: я пойду с тобой до самого конца. Не могу точно определить почему, но для меня это так же важно, как для тебя.

– Я хочу, чтобы ты жила. Чтобы ты поправилась…

– Но я не поправлюсь, Дэвид! И это неважно. Я просто хочу, чтобы ты знал, что я вовсе не ищу сочувствия и не желаю, чтобы кто-то вытирал мне пот со лба или слушал мои рассказы о счастливом детстве. Я приехала сюда из своих собственных соображений. Так что, чем больше времени ты станешь тратить на всякие там беспокойства обо мне и чем меньше будешь занимать свои мозги более насущными делами и проблемами, тем больше я буду злиться.

Я подхожу к подруге. Обнимаю ее, прижимаю к себе.

– Я рад, что ты приехала, – говорю я.

– Осторожнее. Можешь об меня оцарапаться.

– Извини.

Элейн отходит от меня. Смотрит в сторону. Сморкается.

– Нам обоим есть чего бояться, – говорит она.

О’Брайен направляется к двери, но я удерживаю ее за локоть. Ее кость похожа на гладкий шаровой шарнир у меня в пальцах.

– Зачем ты приехала? – спрашиваю я.

Она смотрит мне в глаза:

– Чтобы помочь тебе.

– Помочь мне вернуться в Нью-Йорк?

Мой лучший друг кладет обе ладони мне на щеки. Притягивает мое лицо к себе, так что все, что я теперь вижу, – это только она.

– Давай договоримся, – просит Элейн. – Никаких больше вопросов, никаких сомнений, никаких терапевтических увещеваний. Я здесь, в деле. Понятно?

– В деле? В каком деле?

– В твоем деле. Цель – найти Тэсс. И когда мы ее найдем, мы отвезем ее домой.

Тэсс.

Дом.

Услышать эти два слова вместе, в одном предложении, сказанные человеком, который, кажется, полагает, что их можно соединить – а это равносильно попытке их соединить, – этого достаточно, чтобы вытащить пробку из ванны, полной негативных эмоций, набравшихся в ней за последние несколько дней. Я начинаю плакать. Плачу и не могу припомнить, когда так плакал в последний раз. Сломался – морда вся красная, сам растерянный, стою посреди номера 12 в «Шотландском трактире» в Уичите и плачу.