Демон - [6]

Безмолвно поражая грудь,

В последний раз Гудал садится

На белогривого коня,

И поезд тронулся. Три дня,

Три ночи путь их будет длиться:

Меж старых дедовских костей

Приют покойный вырыт ей.

Один из праотцев Гудала,

Грабитель странников и сёл,

Когда болезнь его сковала

И час раскаянья пришел,

Грехов минувших в искупленье

Построить церковь обещал

На вышине гранитных скал,

Где только вьюги слышно пенье,

Куда лишь коршун залетал.

И скоро меж снегов Казбека

Поднялся одинокий храм,

И кости злого человека

Вновь успокоилися там;

И превратилася в кладбище

Скала, родная облакам:

Как будто ближе к небесам

Теплей посмертное жилище?..

Как будто дальше от людей

Последний сон не возмутится…

Напрасно! мертвым не приснится

Ни грусть, ни радость прошлых дней.

XVI

В пространстве синего эфира

Один из ангелов святых

Летел на крыльях золотых,

И душу грешную от мира

Он нес в объятиях своих.

И сладкой речью упованья

Ее сомненья разгонял,

И след проступка и страданья

С нее слезами он смывал.

Издалека уж звуки рая

К ним доносилися – как вдруг,

Свободный путь пересекая,

Взвился из бездны адский дух.

Он был могущ, как вихорь шумный,

Блистал, как молнии струя,

И гордо в дерзости безумной

Он говорит: «Она моя!»

К груди хранительной прижалась,

Молитвой ужас заглуша,

Тамары грешная душа.

Судьба грядущего решалась,

Пред нею снова он стоял,

Но, боже! – кто б его узнал?

Каким смотрел он злобным взглядом,

Как полон был смертельным ядом

Вражды, не знающей конца, —

И веяло могильным хладом

От неподвижного лица.

«Исчезни, мрачный дух сомненья! —

Посланник неба отвечал: —

Довольно ты торжествовал;

Но час суда теперь настал —

И благо божие решенье!

Дни испытания прошли;

С одеждой бренною земли

Оковы зла с нее ниспали.

Узнай! давно ее мы ждали!

Ее душа была из тех,

Которых жизнь – одно мгновенье

Невыносимого мученья,

Недосягаемых утех:

Творец из лучшего эфира

Соткал живые струны их,

Они не созданы для мира,

И мир был создан не для них!

Ценой жестокой искупила

Она сомнения свои…

Она страдала и любила —

И рай открылся для любви!»

И Ангел строгими очами

На искусителя взглянул

И, радостно взмахнув крылами,

В сиянье неба потонул.

И проклял Демон побежденный

Мечты безумные свои,

И вновь остался он, надменный,

Один, как прежде, во вселенной

Без упованья и любви!..

–

На склоне каменной горы

Над Койшаурскою долиной

Еще стоят до сей поры

Зубцы развалины старинной.

Рассказов, страшных для детей,

О них еще преданья полны…

Как призрак, памятник безмолвный,

Свидетель тех волшебных дней,

Между деревьями чернеет.

Внизу рассыпался аул,

Земля цветет и зеленеет;

И голосов нестройный гул

Теряется, и караваны

Идут звеня издалека,

И, низвергаясь сквозь туманы,

Блестит и пенится река.

И жизнью вечно молодою,

Прохладой, солнцем и весною

Природа тешится шутя,

Как беззаботная дитя.

Но грустен замок, отслуживший

Года во очередь свою,

Как бедный старец, переживший

Друзей и милую семью.

И только ждут луны восхода

Его незримые жильцы:

Тогда им праздник и свобода!

Жужжат, бегут во все концы.

Седой паук, отшельник новый,

Прядет сетей своих основы;

Зеленых ящериц семья

На кровле весело играет;

И осторожная змея

Из темной щели выползает

На плиту старого крыльца,

То вдруг совьется в три кольца,

То ляжет длинной полосою

И блещет, как булатный меч,

Забытый в поле давних сеч,

Ненужный падшему герою!..

Всё дико; нет нигде следов

Минувших лет: рука веков

Прилежно, долго их сметала,

И не напомнит ничего

О славном имени Гудала,

О милой дочери его!

Но церковь на крутой вершине,

Где взяты кости их землей,

Хранима властию святой,

Видна меж туч еще поныне.

И у ворот ее стоят

На страже черные граниты,

Плащами снежными покрыты;

И на груди их вместо лат

Льды вековечные горят.

Обвалов сонные громады

С уступов, будто водопады,

Морозом схваченные вдруг,

Висят нахмурившись вокруг.

И там метель дозором ходит,

Сдувая пыль со стен седых,

То песню долгую заводит,

То окликает часовых;

Услыша вести в отдаленье

О чудном храме, в той стране,

С востока облака одне

Спешат толпой на поклоненье;

Но над семьей могильных плит

Давно никто уж не грустит.

Скала угрюмого Казбека

Добычу жадно сторожит,

И вечный ропот человека

Их вечный мир не возмутит.

Примечания

Печатается по так называемому «придворному» списку – ЦГИАЛ, ф. № 1075 (Философовых), ед. хр. № 1179. Этот список, идущий от Лермонтова, писарской, с поправками рукой А. П. Шан-Гирея, послужил для набора первого издания «Демона» в Карлсруэ в 1856 году. Стихи диалога «Зачем мне знать твои печали», вводятся из второго карлсруйского издания «Демона», 1857 года. Стихи «Как трещина, жилища змея», «Дыханья тысячи растений», «Седый Гудал себе построил», «Чей конь примчался запаленый», «Как мрамор, чуждый выраженья»,»Безмолвно поражая в грудь» исправлены по авторизованному списку – ГПБ, собрание рукописей Лермонтова, № 4, то есть по тексту VI редакции поэмы (8 сентября 1838 года). Все эти исправления совпадают с текстом карлсруйского издания 1857 года.

Датируется началом 1841 года, когда Лермонтов, по приезде в отпуск с Кавказа, в последний раз переработал свою поэму. По рукописи этой окончательной, VIII, редакции и был изготовлен тогда же «придворный» список для чтения при дворе наследника (см. ниже). А. П. Шан-Гирей, свидетель работы Лермонтова над поэмой и, судя по поправкам в списке, участник в его изготовлении, впоследствии категорически утверждал, что этот список – «единственный экземпляр полный и после которого „Демон“ не переделывался» (А. П. Шан-Гирей. М. Ю. Лермонтов. Приложение к «Запискам» Е. А. Сушковой. Изд. «Academia», Л., 1928, стр. 386).