Демократия — низвергнутый Бог - [9]

Более того, с публичной, а не с частной властью государством, также исчезла вторая причина умеренности: ясное и развитое сознание класса управляемых. Не может быть более одного верховного правителя, будь то король или президент. Когда получение должности короля и продвижение в звание дворянства систематически реорганизуется из монархии в общественное правительство, любой, теоретически, может стать членом правящего класса или даже президентом. Различие между правителями и управляемыми размыто, а классовое сознание управляемых становится нечетким. Возникает иллюзия, что такого различия больше не существует: что с демократическим правительством никто не управляется кем-либо, и все вместо этого сами собой управляют. Действительно, в значительной степени это связано иллюзией, что переход от монархии к демократии можно интерпретировать как прогресс и, следовательно, как явление, заслуживающее общественной поддержки.

Соответственно, общественное сопротивление государственной власти систематически ослабляется. Хотя экспроприация и налогообложение до этого, возможно, казались явно угнетающими и злобными для публики, они кажутся гораздо меньше, так как любой может получить место получателя экспроприируемого имущества.

Следовательно, налоги будут увеличиваться, будь то непосредственно в виде более высоких налоговых ставок или косвенно в виде «создания» правительственных денег (инфляции). Аналогичным образом, государственная занятость и соотношение государственных служащих к частным работникам имеют тенденцию к росту, привлечению и продвижению людей с высокой степенью временного предпочтения и низкой и ограниченной дальновидностью.

Сочетание этих взаимосвязанных факторов («публичной» собственности на правительство и свободный вход в него) значительно изменяет поведение правительства как во внутренних, так и во внешних делах. Внутри правительство скорее всего проявит повышенную склонность брать на себя долги. Хотя король ни в коем случае не выступает против долгов, он сдерживается в этой «естественной» склонности тем фактом, что как частный владелец правительства он и его наследники считаются лично ответственными за выплату всех государственных долгов (он может буквально стать банкротом или вынужденной оплатой кредитов ликвидировать государственные активы). В отличие от этого, смотритель президентского правительства не несет ответственности за долги, возникшие в период его пребывания в должности. Скорее, его долги считаются «публичными», которые подлежат погашению будущими (равнозначными) правительствами. Однако если человек не несет личной ответственности за свои долги, долговая нагрузка будет расти, и нынешнее потребление правительства будет расширяться за счет будущего государственного потребления. Чтобы погасить растущий государственный долг, уровень будущих налогов (или денежной инфляции), наложенных на будущую публику, должен будет расти. И с ожиданием более высокого налогового бремени на будущее, неправительственная общественность также подвергается воздействию бремени роста возрастающих временных предпочтений, поскольку с более высокими ставками будущих налогов нынешнее потребление и краткосрочные инвестиции оказываются относительно более привлекательными по сравнению с экономией и долгосрочным инвестициям.

Что еще более важно, поведение правительства как монополиста правопорядка будет подвергаться систематическим изменениям. Как объяснялось выше, король захочет обеспечить соблюдение ранее существовавшего закона о частной собственности и, несмотря на его исключительный статус по отношению к некоторым его ключевым положениям, он также примет понятия частной собственности для себя и своего имущества (по крайней мере, в отношении международных отношений между королями). Он не создает новый закон, а просто занимает привилегированное положение в рамках существующей всеобъемлющей системы частного права. Напротив, при «публичном» владении и управлении правительством возникает новый тип «закона»: «публичное» право, которое освобождает государственных агентов от личной ответственности и удерживает «публичные» ресурсы от экономического управления. С созданием «публичного права» (включая конституционное и административное право) происходит постепенная эрозия частного права; то есть растет подчинение и смещение частного права публичному праву.

Вместо того, чтобы отстаивать частное право среди неправительственной общественности и использовать свою юридическую монополию исключительно в целях перераспределения богатства и доходов от гражданского общества на себя, правительство, «регулируемое» публичным правом, будет также использовать свою власть все чаще в целях законодательства, т.е. для создания нового, «позитивного» гражданского права, с целью перераспределения богатства и доходов в рамках гражданского общества, поскольку смотритель правительства (не владелец) мало или совсем не беспокоится о том, что любое такое перераспределение может только снизить производительность труда в будущем. Однако, несмотря на массовые выборы и свободный вход в правительство, пропаганда и принятие политики перераспределения являются необходимыми действиями для тех, кто хочет достичь или сохранить позицию смотрителя правительства. Соответственно, в отличие от «государства потребления» (чем является типичная монархия), общественная государственная власть, дополняя и усиливая общую тенденцию к росту налогов (и/или инфляции), занятости и задолженности правительства, государство будет все более трансформироваться в «государство всеобщего благосостояния». И вопреки его типичному изображению как «прогрессивному» развитию, при таком преобразовании повышение степени временного предпочтения будет установлено в гражданском обществе, и начнется процесс децивилизации.