Демократия — низвергнутый Бог - [62]

Чтобы объяснить это, позвольте мне сначала указать, что большинство, хотя и не все, ведущие либертарианские мыслители были, по эмпирическому факту, социокультурными консерваторами: защитниками традиционной буржуазной морали и нравов. В частности, Мюррей Ротбард, наиболее важный и влиятельный либертарианский мыслитель, был откровенным культурным консерватором, так же, как и учитель Ротбарда, Людвиг фон Мизес. (Айн Рэнд, произведя значительное влияние на современное либертарианство, представляет с себя уже другое дело). Хотя это не доказывает многого (это доказывает только то, что консерватизм и либертарианство могут быть психологически согласованы), это свидетельствует о существенной близости между двумя доктринами. Нетрудно признать, что консервативные и либертарианские взгляды на общество совершенно совместимы. Безусловно, их методы явно отличаются. Одно является (или кажется) эмпирическим, социологическим и описательным, тогда как другое – рационалистическим, философским, логическим и конструктивистским. Несмотря на это, оба согласны в одном фундаментальном правиле. Консерваторы убеждены, что «естественное» и «нормальное» является старым и широко распространенным (и, таким образом, его можно различить всегда и везде). Точно так же либертарианцы убеждены в том, что принципы справедливости вечны и универсальны (и, следовательно, они, по сути, были известны человечеству с самого его возникновения). То есть, либертарианская этика не новая и революционная, а старая и консервативная. Даже первобытные люди и дети способны понять действительность принципа первоначального присвоения, и большинство людей обычно признают его как неоспоримый факт.

Более того, в отношении объекта, на котором сосредоточены консерваторы и либертарианцы, (первые со стороны семьи, родственных отношений, сообществ, власти и социальной иерархии, другие со стороны собственности и ее присвоения, трансформации и передачи) должно быть ясно, что хотя они не исследуют одинаковые свойства, они все же говорят о различных аспектах одного и того же объекта: человеческих субъектов и социального сотрудничества. То есть их сфера исследования (система отсчета) идентична. Семьи, власть, сообщества и социальные статусы являются эмпирически-социологической конкретизацией абстрактных философско-праксеологических категорий и концепций собственности, производства, обмена и договора. Собственность и имущественные отношения не существуют отдельно от семейных и родственных отношений. Последние формируют и определяют конкретную форму и конфигурацию владения и имущественных отношений, в то же время они ограничены универсальными и вечными законами дефицита и собственности. Фактически, как мы уже видели, семьи, считающиеся нормальными по консервативным стандартам, являются семьями с домашними хозяйствами, а распад семьи, моральный и культурный упадок, о которых сожалеют современные консерваторы, являются в основном результатом разрушения домашних хозяйств (поместий) как экономической основы семей современным государством всеобщего благосостояния. Таким образом, либертарианская теория справедливости может фактически дать консерватизму более точное определение и более строгую моральную защиту своей собственной цели (возврат к цивилизации в форме моральной и культурной нормальности), чем когда- либо мог бы предложить сам консерватизм. Это может еще больше обострить и укрепить традиционную антиэтатистскую позицию консерватизма.

IV

Хотя интеллектуальные создатели современного либертарианства были культурными консерваторами, и в то время как либертарианская доктрина полностью совместима и согласуется с консервативным мировоззрением (и, как утверждают некоторые консервативные критики, не влечет за собой «атомистический индивидуализм» и «корыстный эгоизм»), поврежденное современным государством всеобщего благосостояния либертарианское движение претерпело значительные преобразования. В значительной степени (и в полной мере в глазах средств массовой информации и общественности) оно стало движением, которое объединяет радикальный антиэтатизм и рыночную экономику с культурным левизмом, мультикультурализмом и личным гедонизмом; то есть, это полная противоположность бьюкененской программе культурно-консервативного социализма: контркультурный капитализм.

Ранее отмечалось, что бьюкененская программа социального национализма, похоже, не пользуется большой популярностью, по крайней мере, в Соединенных Штатах. Это в еще большей степени относится к попыткам либертарианцев синтезировать рыночную экономику с контр- и мультикультурализмом. Тем не менее как и в случае с консерватизмом ранее, в этом случае моя главная задача не в массовой привлекательности и не в том, могут ли определенные идеи психологически сочетаться и интегрироваться, а в том, могут ли эти идеи сочетаться практически и эффективно. Я планирую показать, что они не могут, и что большая часть современного либертарианства является ложным, контрпродуктивным либертарианством (так же, как консерватизм Бьюкенена является ложным и контрпродуктивным).