Демократия — низвергнутый Бог - [12]

В отличие от ограниченной войны старого режима, новая эра демократично-республиканской войны, начавшаяся с французской революции и наполеоновских войн, которая далее демонстрируется в девятнадцатом веке американской войной за независимость южных штатов, и которая достигает своей вершины в двадцатом веке с Первой мировой и Второй мировой войнами и продолжается до настоящего времени, является эпохой тотальной войны. Как подвел итог Уильям А. Ортон:

Войны девятнадцатого века были сохранены в рамках традиции, хорошо признанной в международном праве, что гражданская собственность и бизнес были вне сферы боевых действий. Гражданские активы не подвергались произвольному аресту, и кроме территориальных и финансовых положений, которые одно государство могло бы навязать другому, экономическому и культурному миру воюющих сторон, как правило, разрешалось продолжать в значительной степени быть такими, какими они были и до войны. Практика двадцатого века изменила это. Во время обеих мировых войн односторонняя декларация морского права поставила под угрозу все виды торговли и сделала макулатуру со всех прецедентов. Завершение первой войны ознаменовалось решительными и успешными усилиями по ослаблению экономического подъема основных проигравших сил. Вторая война рассматривала продолжение этой политики до такой степени, что международное право на войне перестало существовать. На протяжении многих лет правительство Германии, насколько могло, основывало политику конфискации на расовой теории, которая не имела гражданское право, международное право и христианскую этику; и когда началась война, это нарушение совести оказалось заразным. Англо- американское руководство, выступая как в речи, так и в действии, начало крестовый поход, который не допускал ни правовых, ни территориальных ограничений для осуществления принуждения. Концепция нейтралитета была осуждена как в теории, так и в практике. Не только активы и интересы противника, но и активы и интересы любых сторон, даже в нейтральных странах, подвергались любым ограничениям, которые могли бы обеспечить воюющие державы; активы и интересы нейтральных государств и их гражданских лиц, находящихся на воюющих территориях или под контролем воюющих сторон, подвергались практически такому же принуждению, как и вражеских граждан. Таким образом, «тотальная война» стала своего рода войной, от которой ни одно гражданское сообщество не могло убежать.

Ретроспектива и перспективы

Процесс цивилизации, приведенной в движение отдельной экономией, инвестициями и накоплением товаров народного потребления и средств производства может быть временно расстроен преступлением. Но потому что человеку разрешено защитить себя от преступления, существование преступной деятельности не изменяет направление процесса. Это просто приводит к большему количеству расходов на оборону и меньшему количеству невоенных расходов.

Вместо этого, изменение в направлении стагнации или даже возрастание временных предпочтений может быть вызвано только в том случае, если нарушения прав собственности становятся институционализированными; т.е. в среде правительства. В то время как все правительства должны иметь тенденцию к внутреннему росту, а также территориальной экспансии (политическая централизация), можно ожидать, что не все формы правления будут одинаково успешными в своих начинаниях. Если правительство находится в частной собственности (в соответствии с монархическим правилом), структура стимулирования, стоящая перед правителем, такова, что он в своей самоотдаче является относительно дальновидным и занимается только умеренным налогообложением и войной. Скорость процесса цивилизации будет замедляться систематически. Однако можно ожидать, что децивилизационные силы, вытекающие из монархического правления, будут недостаточно сильными, чтобы преодолеть фундаментальную, уравновешивающую тенденцию к снижению временных предпочтений и постоянно расширяющихся частных предложений. Скорее, только тогда, когда правительство открыто (в соответствии с демократично- республиканским правлением), можно ожидать, что децивилизирующие последствия правительства будут достаточно сильными, чтобы фактически остановить цивилизационный процесс или даже изменить его направление и вызвать противоположную тенденцию к децивилизации: потребление капитала, сокращающиеся горизонты планирования, а также прогрессирующая инфантилизация и жестокость общественной жизни.

В ретроспективе, в свете этих теоретических выводов, многие современные европейские и западные истории могут быть рационально реконструированы и поняты. В течение полутора веков, начиная с американских и французских революций и продолжая нынешней Европой, весь западный мир претерпел эпохальную трансформацию. Везде монархическое правление и суверенные короли были заменены демократично-республиканским правлением и суверенными «народами».

Первое прямое нападение республиканства и народного суверенитета на монархический принцип было отражено военным поражением Наполеона и восстановлением власти Бурбонов во Франции. В результате наполеоновского опыта республиканизм был широко дискредитирован на протяжении большей части девятнадцатого века. «Республиканство по-прежнему считалось насильственным воинственным в своей внешней политике, неспокойным в его политической деятельности, недружелюбным к церкви, социалистическим или, по крайней мере, уравнительным с точки зрения собственности и частного богатства». Тем не менее демократично-республиканский дух Французской революции оставил неизменный отпечаток. От восстановления монархического порядка в 1815 году до начала Первой мировой войны в 1914 году политическое участие и представительство в политической жизни систематически расширялось по всей Европе. Повсюду расширялось право голоса, постепенно расширялись полномочия всенародно избранных парламентов.